Король Теней
Шрифт:
— Что ты весь извертелся? — спросил Хадсон, глядя, как Мэтью наблюдает за белой бригантиной. — У тебя, что, жуки в гамаке завелись?
— Никаких жуков. И я не верчусь. Просто… любопытно. Этот корабль… он очень красивый. По крайней мере, кажется красивым с такого расстояния. И большой. Если он перевозит пассажиров, то они находятся там в куда более комфортных условиях, чем мы или даже Берри… и даже чем профессор Фэлл.
— Даже тараканам на этой посудине комфортнее, чем нам, — ответил Хадсон, сосредоточив внимание на удочке и бечевке, которая вместе с грузилом опускалась в водяную глубь. — У них хотя бы есть твердые панцири. А моя спина в этом
Мэтью прислонился к борту, наслаждаясь теплым прикосновением солнца к своему лицу. Борода немного чесалась, но он был уверен, что в ней никто не завелся. По крайней мере, ему хотелось так думать. Он позволил своим мыслям свободно блуждать по голове. Если «Леди Барбара» шла без препятствий, и ей благоволил попутный ветер, Берри могла уже быть почти дома. В Нью-Йорке сейчас была хорошая погода: в апреле на деревьях распускались почки, на холмах зеленела трава, в воздухе пахло теплом, которое предвещало лучшие деньки — майские и летние. Ах, как было бы здорово вернуться в…
— Поднимаю! — воскликнул Хадсон. — Может понадобиться сеть!
Мэтью заметил серебристый блеск рыбьего тела, борющегося с крючком примерно на шесть футов ниже борта. Это действительно был крупный толстый экземпляр кефали — дюймов восемнадцать в длину. Мэтью подумал, что порция ужина, учитывая, на скольких человек ее разделят, будет небольшой, но весьма аппетитной. Хадсон был по-настоящему удачлив: к середине дня его улов насчитывал с полдюжины пойманных рыб. Сейчас оставался еще один хороший рывок, и рыба должна была оказаться на палубе.
— Поднимайся, леди! — с задором прикрикнул Хадсон и потянул.
Наконец гладкое серебристое тельце показалось над бортом. Оно пробыло там около секунды… и вдруг исчезло так быстро, что никто не успел уследить. Только Хадсон и Мэтью стояли и таращились на конец подрагивающего удилища.
— Что ж, — сказал Великий, пожимая плечами. — Что-то ловится, что-то теряется. Хотя мне чертовски жаль крючок! Я не хотел отдавать эту красавицу на корм акулам. Эй, ублюдок! — крикнул он вслед скрывшейся акуле, утащившей кефаль. — Трус! Иди сюда и сражайся, как мужчина! — Ворча и ругаясь, он насадил еще один крючок и прикрепил к нему наживку.
Мэтью оглянулся на следующий за ними корабль. В тот же миг его внимание привлек акулий плавник, рассекший волны. За «Эссекским Тритоном», похоже, гналась не только неизвестная бригантина.
Гналась? — задумался он. Его сознание подобрало странное слово, и оно настораживало его. Этот маршрут был излюбленным для судов множества стран, так почему бы британскому пассажирскому судну не следовать за ними, направляясь к своему месту назначения в Средиземном море? Однако что-то заставляло Мэтью чувствовать беспокойство, выражавшееся легким покалыванием в затылке. Он решил избавиться от этого дискомфорта, найдя место на палубе, чтобы еще раз изучить «Сотню шахматных дебютов», пока Хадсон снова предавался рыбалке, а яркое солнце продолжало освещать путь.
День продолжился без инцидентов с новыми кражами улова, и вскоре стало ясно, почему. В час пополудни два кита появились по правому борту и начали играть друг с другом, как счастливые морские младенцы. Вскоре к ним присоединились еще трое, один из них был совсем маленьким. Блестящие голубые бока били по волнам, от них блестящими фонтанами поднималась пена. Зрелище привлекло всех на борту, кроме Профессора
После ужина из красной рыбы, кукурузных лепешек и печенья, приготовленного на камбузе очень способным и изобретательным коком, Мэтью лежал в гамаке и читал о путешествиях и теориях греческого эссеиста Плутарха, когда к нему вдруг подошел Роуэн Доуз — крепко сбитый блондин с отросшей светлой бородой. Как Мэтью недавно узнал, Доуз поступил на службу к Фэллу четыре года назад после того, как скрылся от правосудия с множеством уличных разбоев за плечами.
Доуз высоко поднял фонарь, хотя света от лампы, висевшей на крюке над гамаком Мэтью, было и так достаточно, и сказал:
— Он хочет тебя видеть.
— Прошу прощения? — Разум Мэтью все еще был занят цитатами Плутарха, а именно: Судьба ведет того, кто хочет, и тащит того, кто не хочет.
— Профессор. Он хочет тебя видеть. Сейчас же.
Мэтью подумал, что Судьбе противостоять проще, чем Профессору Фэллу… хотя, возможно, в его случае одно было неотделимо от другого. Он отложил книгу, выбрался из гамака и последовал за Доузом по хитросплетению коридоров мимо коровника и свинарника к лестнице, которая вела к люку и свежему воздуху звездного вечера. Затем через освещенную лампами палубу его проводили к другому открытому люку, снабженному винтовой лестницей, вероятно, построенной для удобства Профессора.
Следуя за бывшим разбойником по другому проходу, Мэтью услышал приглушенный стук ручного насоса, работающего в недрах корабля. Хадсон снова изматывал себя тяжким трудом.
Доуз остановился перед закрытой дверью и аккуратно постучал в нее костяшками пальцев, что были сплошь покрыты боевыми шрамами. Из каюты донесся голос Профессора:
— Войдите.
— Заходи, — скомандовал Доуз, придержав перед Мэтью дверь. Он выглядел, как лакей, однако Мэтью отчего-то был уверен, что он чувствует себя чрезвычайно важным, выполняя указ Профессора.
Мэтью переступил порог, Доуз остался снаружи, а Профессор Фэлл тихо сказал:
— Закрой дверь.
Приказ был выполнен.
Мэтью стоял, прислонившись спиной к двери. Просторная каюта Профессора была обставлена в присущем ему стиле: с несколькими позолоченными фонарями, свисавшими с потолочных балок, красно-золотым восточным ковром, расстеленном на дощатом полу, комодом из красного дерева с перламутровыми вставками, большим диваном с выдвижными ящиками и софой для отдыха, на которой лежало множество красных подушек с узорами пейсли [18] . Здесь же стояла кровать с изголовьем из кованого железа, украшенным морскими раковинами, выкрашенными в различные оттенки синего. По меркам Профессора Фэлла, здесь не хватало помпезности, но, по морским меркам, эту каюту вполне можно было назвать роскошной.
18
Узор пейсли (турецкие огурцы, индийский огурец, восточный огурец, турецкий боб) — декоративный орнамент каплеобразной формы. Состоит из повторяющихся элементов «бут», что с персидского означает «кустарник» или «ворох листьев».