Король-Уголь
Шрифт:
— Все тамошние люди возбуждены сейчас до крайности, — заметил прокурор. — Никто не способен трезво рассуждать, да вы и сами не способны! Если в шахте пожар и он распространяется с такой быстротой, что его нельзя потушить…
— Позвольте, мистер Паркер, откуда вы знаете, что пожар распространяется с такой быстротой?
— А вы откуда знаете, что это не так?
Хал не ответил.
— Насколько мне известно, — вдруг сказал прокурор, — здесь должен находиться заместитель главного горного инженера. Как его фамилия?
— Кармайкл, — подсказал Хал.
— Ну, а он-то что говорит?
— Именно за обращение к этому
— Так, — сказал мистер Паркер, и по его голосу Хал понял, что он нашел, наконец, оправдание. — Что ж, это дело Кармайкла, я тут вмешиваться не имею права. Если он явится ко мне с требованием обвинительного заключения, я займусь этим вопросом, но никак не в ином случае. На этом мы с вами покончим.
Хал поднялся.
— Очень хорошо, мистер Паркер, — сказал он, — я вам изложил все факты. Меня предупреждали, что вы пальцем не шевельнете, но я думал все-таки вас убедить. Теперь я буду требовать у губернатора вашей отставки.
С этими словами юный шахтер покинул прокурорский кабинет.
Хал пошел в гостиницу «Америка», где к услугам желающих имелась стенографистка. Когда эта молодая особа услыхала, какой документ ей придется писать, пальцы ее явно задрожали, но она не отказалась от работы, и Хал подробно продиктовал обстоятельства, при которых заколотили вход в шахту № 1 в Северной Долине. Свое заявление он закончил требованием ареста Эноса Картрайта и Алека Стоуна. Затем он продиктовал свои показания о том, как рабочие избрали его контролером, но администрация не допустила к исполнению обязанностей. Вспомнив все известные ему юридические термины, Хал потребовал ареста за эти преступления двух человек: Эноса Картрайта и Джеймса Питерса — заведующего весовой. В третьем своем документе Хал рассказал о том, как начальник охраны Джефф Коттон среди ночи напал на него, издевался над ним, продержал его в течение тридцати шести часов в тюрьме, не предъявив ни обвинения, ни ордера на арест, а также о том, что Коттон, Пит Хейнан и двое других лиц, чьи фамилии ему неизвестны, незаконно выпроводили его из Северной Долины, угрожая физической расправой. За это он просил арестовать Джеффа Коттона, Пита Хейнана к тех двух лиц, чьи фамилии остались ему неизвестны.
Не успел еще Хал закончить эту работу, как явился Билли Китинг и принес двадцать пять долларов, полученные Эдстромом на почте. Они нашли нотариуса, в присутствия которого Хал клятвенно подтвердил правдивость каждого документа. Когда нотариус должным образом все это подписал, приложив печать с гербом штата. Хал отдал вторые экземпляры Китингу, который сразу же побежал на вокзал, чтобы поспеть к почтовому поезду, уходившему в Уэстерн-Сити. На почту сдать такие важные документы Билли не решился — «Опасно в таком сволочном городе!» Когда Хал и Китинг выходили от нотариуса, они заметили, что их эскорт увеличился: появился еще одни здоровенный детина, даже не пытавшийся скрывать, в чем состоят его обязанности.
Хал завернул за угол и направился к дверям конторы, где сбоку была прибита дощечка: «Дж. У. Андерсен, мировой судья».
Джим Андерсен, ветеринар, сидел за письменным столом. До того как сей господин удостоился чести стать судьей, он, очевидно, имел привычку жевать табак; об этом свидетельствовали пятна на его рыжеватых усах. Хал подметил и эту мелочь, прикидывая свои шансы на успех. Он вручил судье свой документ, где описывалось,
— Так, — заговорил, наконец, судья, — чего же вы добиваетесь?
— Ордера на арест Джеффа Коттона.
С минуту судья глядел на него, потом сказал:
— Нет, молодой человек, такого ордера вы здесь не получите.
— Почему?
— Коттон — помощник шерифа. Он имел право арестовать вас.
— Арестовать меня без ордера?
— Откуда вы знаете, что у него не было ордера?
— Он сам мне в этом признался.
— Все равно — был у него ордер или нет — его прямая обязанность поддерживать порядок на шахте.
— То есть вы считаете, что он вправе делать там все, что ему заблагорассудится?
— Я считаю, что не мое дело вмешиваться в его поступки. Почему вы не обратились в Северной Долине к Адамсу?
— Мне не дали возможности повидать его.
— К сожалению, я не в состоянии ничего для вас сделать, — сказал судья. — Посудите сами: хорошенький был бы порядок на шахтах, если бы каждый недовольней рабочий являлся сюда и получал ордер на арест начальника охраны!
— Значит, для начальника охраны не существует законов?
— Я этого не говорил.
— Предположим, что он совершит убийство, в этом случае вы дадите ордер на его арест?
— Конечно.
— А если бы вы знали, что в данную минуту он совершает убийство у себя на шахте, попытались бы вы остановить его?
— Конечно.
— В таком случае вот вам второй документ, — сказал Ход и положил перед судьей свое заявление о заколоченной шахте. В наступившей тишине судья Андерсен прочитал его до конца.
— Нет, — сказал он, наконец, покачав головой, — таких ордеров вам никогда здесь не получить.
— Почему?
— Потому что не мое дело управлять шахтами! Я в том ничего не смыслю и поставил бы себя в дурацкое положение, если бы полез учить людей, как им управлять собственным предприятием!
Хал начал спорить. Неужели шахтная администрация может совершать в отношении рабочих любые беззакония и все будет считаться правильным? Стало быть, в такой экстраординарном случае, как этот, их власть на шахтах дает им право распоряжаться жизнью и смертью ста семи рабочих — взрослых и подростков. Неужели закон будет молчать при таких обстоятельствах?
Но мистер Андерсен только покачал головой: в чужие дела вмешиваться он не собирается. Если молодому человеку угодно, он может пойти в окружной суд и поговорить по этому поводу с судьей Дентоном. Итак, Хал собрал свои бумаги и вышел на улицу, где поджидало теперь уже трое молодчиков, чтобы составить его эскорт.
5
Шла сессия окружного суда, и Халу пришлось с полчаса просидеть в зале заседаний, наблюдая судью Дентона. Этот тоже имел вид процветающего, откормленного джентльмена — его круглая румяная физиономия так и лоснилась над шелковой судейской мантией. Юный шахтер поймал себя на том, что с недоверием разглядывает и румяную физиономию и черную мантию. Неужели он сам становится скептиком и теряет доверие к людям? Внешность судьи наводила его на мысль, что судейское кресло может обеспечить сытую жизнь, если компаньон судьи стоит перед ним, защищая в качестве юрисконсульта интересы углепромышленников.