Король-ворон
Шрифт:
Это была и прощальная вечеринка, и военный совет.
Адам едва мог в это поверить; он не припоминал, чтобы хоть раз видел Ронана и Деклана в одном пространстве и без драки. Но теперь это свершилось. Он никогда раньше не видел братьев такими. Деклан – явно испытывавший облегчение и истощенный; Ронан – сильный и властный в своем устремлении и восторге; Мэтью – исполненный энтузиазма и совсем не изменившийся, счастливый сон во плоти.
Что-то во всем этом слегка выбивало Адама из равновесия. Он не очень понимал, в чем же тут дело. До него порой долетал запах самшита сквозь открытое окно кухни, и он вспоминал о сеансе ясновидения в машине Ронана. Он случайно замечал Сиротку, прятавшуюся с Чейнсо под обеденным столом с коробкой
– Да где же он? – донесся из кухни раздраженный голос Ронана. Мэтью что-то прогудел в ответ.
Мгновение спустя Ронан заглянул в дверь столовой, ухватившись пальцами за дверной косяк:
– Пэрриш? Пэрриш. Ты не мог бы поискать этот чертов рулон алюминиевой фольги? Возможно, он в комнате Мэтью.
Адам не очень хорошо помнил, где находилась комната Мэтью, но был рад поводу пошататься по дому. Пока на кухне продолжали беседовать, он направился по коридору к скрытой лестнице на второй этаж, где некоторое время бродил по таким же коридорам и лестницам. Внизу Ронан что-то сказал, и Мэтью буквально заревел от смеха, да так неблагонравно и нечестиво, что это, наверное, было просто ужасно. К своему удивлению Адам услышал смех Ронана. Настоящий, истинный смех, раскованный и сердечный.
Он очутился в комнате, скорей всего, принадлежавшей Ниаллу и Авроре. Свет из окна выплескивался на уютное мягкое белое покрывало на кровати. «Идем, о человеческое дитя» – гласила табличка в рамке рядом с кроватью. На туалетном столике стояла фотография: Аврора, широко, удивленно и бесхитростно улыбавшаяся и так похожая на Мэтью. Ниалл обнимал ее – улыбающийся, чуткий и красивый, с заложенными за уши темными волосами, отросшими до подбородка. Его лицо было лицом Ронана.
Адам долгое время смотрел на фотографию, не понимая, почему она привлекла его внимание. Он резонно предположил, что это, вероятно, удивление, поскольку раньше считал, что Аврора – всего лишь пустая палитра, тихая и мягкая, такая, какой она была в Кэйбсуотере. Почему-то ему не приходило в голову, что она могла вести счастливый и активный образ жизни, раз уж Ронан так долго верил в то, что она настоящая, а не сновиденная.
А что было настоящим?
Возможно, его внимание привлек Ниалл Линч, более взрослая версия Ронана. Сходство, разумеется, не было идеальным, но достаточно близким, чтобы заметить манерность и привычки Ронана. Этот неистовый, сумасбродный отец; эта сумасбродная, счастливая мать. Внутри у Адама что-то болезненно сжалось.
Он ничего не понимал.
Он нашел комнату Ронана. Он понял, что это его комната, поскольку она была завалена всяким причудливым хламом. Собственно, это была более яркая версия его комнаты в Монмуте. Странные мелкие предметы были рассованы по всем углам и выглядывали из-под кровати. Сновидения юного Ронана или, может быть, подарки отца. Были здесь и самые обыкновенные предметы – скейтборд, потрепанный чемодан на колесиках, припавший пылью замысловатый музыкальный инструмент в открытом чехле, напоминавший волынку. Адам снял с полки сверкающую модель машинки, и та начала играть зловещую, но красивую мелодию.
Адама уже не держали ноги.
Он присел на край мягкого белого покрывала. На колени ему упал луч чистого белого света. Он был опьянен. Все в этом доме так уверенно стояло на своих местах, убежденное в своей сущности. Убежденное в своей желанности и нужности. Адам поставил машинку себе на колени, хотя музыка в ней уже умолкла. Машинка не имела какой-то конкретной марки – скорей, воплощала все модели легковых автомобилей с мощным двигателем в единой оболочке, совершенно не присущей таким автомобилям. Но она напомнила Адаму первую в его жизни вещь, которую он купил сам. Ненавистное
Мысли Адама подкатились к воспоминанию почти вплотную и отпрянули.
Но он коснулся капота сновиденной машинки и все равно вспомнил тот момент. Мучительное ожидание, что ему вот-вот доведется это вспомнить, было гораздо хуже самого воспоминания, поскольку длилось ровно столько, сколько Адам сопротивлялся ему. Иногда лучше сразу же сдаться.
«Я жалею о той минуте, когда кончил им в тебя», – сказал отец Адама. Он не кричал. Он не был зол. Он просто констатировал факт.
Адам помнил момент, когда до него дошло, что отец имел в виду его, Адама. Он не мог вспомнить, что именно ответила мать, в памяти осталось лишь настроение, с которым она отвечала – что-то вроде «я тоже не так себе это представляла» или «я хотела вовсе не этого». Единственное, что он помнил четко и наверняка – та машинка и слово «кончил».
Адам вздохнул. Невероятно, но некоторые воспоминания никогда не разлагались. В старые времена, может, даже парой месяцами раньше, Адам бы снова и снова возвращался к этому воспоминанию, будто одержимый, прокручивая его у себя в голове и упиваясь собственными страданиями. Стоило ему поддаться этому – и он уже не смог бы остановиться. Но теперь он мог ощутить болезненный укол воспоминания лишь однажды, а затем отложить его подальше на какой-нибудь другой день. Хоть и медленно, но он все же вытаскивал себя из того трейлера.
В коридоре заскрипела половица; в открытую дверь ударили костяшки пальцев. Адам поднял голову и увидел в дверях Ниалла Линча. Нет, это был Ронан. Его лицо было наполовину ярко освещено, наполовину в тени. Он выглядел сильным и естественным: большие пальцы, заложенные в карманы джинсов, кожаные браслеты, накрученные на запястье, босые ноги.
Он безмолвно пересек комнату и сел рядом с Адамом. Когда он протянул руку, Адам вложил машинку в его ладонь.
– Надо же, какое старье, – сказал Ронан. Он крутанул переднее колесо, и из машинки вновь зазвучала музыка. Они сидели так несколько минут, пока Ронан рассматривал машинку и крутил каждое колесо, и каждый раз играла новая мелодия. Адам наблюдал, как пристально Ронан вглядывается в швы на корпусе, опустив ресницы и скрыв под ними свои светлые глаза. Затем Ронан шумно выдохнул, опустил машинку на покрывало и поцеловал Адама.
Однажды, когда Адам еще жил в трейлерном городке, ему поручили скосить траву в их жалком дворике. Он толкал перед собой газонокосилку и вдруг понял, что в километре отсюда льет ливень. Он чувствовал его запах, этот земляной аромат дождя, обильно поливавшего почву, и одновременно тревожащий, электризующий запах озона. Он даже мог видеть его: дымчато-серая стена воды, заслонявшая вид на горы. Адам мог отследить движение пелены дождя, надвигавшейся на него через широкое засохшее поле. Дождь был проливным и темным, и Адам знал, что промокнет до нитки, если останется на улице. Ненастье двигалось медленно, и у Адама было время убрать газонокосилку и спрятаться самому. Вместо этого он стоял и смотрел, как приближается серая завеса. Даже в последнюю секунду, когда дождь уже барабанил по траве, прибивая ее к земле, Адам продолжал стоять на месте. Он закрыл глаза и отдался во власть бури.