Король зомби (сборник)

Подольский Александр Александрович

– Ознакомьтесь!

Лиза достала из кармана какую-то картонку, раскрыла прямо перед носом тетки, тут же закрыла и засунула обратно.

– Он на задании, – она указала на Гарри, – устали уже подростков по полустанкам ловить. Уедут, потом родители заявления пишут. А этим, – она кивнула в нашу сторону, – погулять, видите ли, захотелось. Вот если бы сотрудники железной дороги были более бдительными…

Она с прищуром посмотрела на проводницу. Та отступила.

– Так не уследишь же! Хулиганы! О чем только думаете? Матери, небось, извелись уже!

Я опустила голову, чтобы не засмеяться. Юлька закрылась салфеткой, со стороны казалось, что она плачет.

– Ладно уж. Садитесь вот сюда. – Тетка повела рукой в сторону целого ряда свободных скамеек. – Вон собака уже отощала за вами бегаючи.

Она протянула руку к Гарри, но тут же отдернула. И пошла в другой конец вагона.

Рома посмотрел на Лизу.

– А это что вы ей такое показали?

– Удостоверение доцента биофака, – ответила она, – освещение здесь так себе. Главное – удостоверение. Ну и уверенность в голосе.

Рома присвистнул и повернулся ко мне.

– Она у тебя что, в универе работает?

– Ага. Лиза – кандидат биологических наук.

– А вы с ней точно родственницы? – хихикнул Костик. И тут же получил по шее.

Решено было на эту ночь оставить Гарри у Юли и Ромы. Их родители до понедельника были на даче, а там мы что-нибудь придумаем.

Залезать в окно оказалось сложнее, чем вылезать из него. И если у меня без труда получилось оттолкнуться от Роминой спины и подтянуться на руках, то с Лизой нам всем пришлось повозиться.

– Ты иди, а то мама с папой волнуются. А я отдышусь и тоже подойду, – сказала она и села приводить в порядок прическу.

За разбитой кухонной дверью слышались голоса родителей.

– Уже три часа не выходят, – вздохнул папа.

– Ничего, – сказала мама, – я у одного психолога читала, что подростку в период конфликтов с родителями нужен рядом кто-то старший и разумный, с кем можно выговориться.

Я заглянула на кухню. Папа встал, подошел и молча прижал меня к себе.

– Даринка, ты прости. Я наговорил там. – Он махнул рукой. – Я завтра с утра машину из ремонта забираю. Съездим в твое Лесное, заберем этого пса.

Я прижалась к нему еще сильнее.

– Пап, там разрешилось уже все. Он у Юли с Ромой пару дней побудет. А куда потом – пока не знаем.

Я отстранилась и опустила голову. Папа посмотрел на маму. Она кивнула.

– Мы тут подумали. Ты давно собаку хотела. Может, к нам этого горемычного?

Мои глаза расширились. Родители засмеялись.

В дверях показалась Лиза.

– Елизавета Янисовна, – позвала ее мама, – вы же не против собаки в доме?

– Я против Елизаветы Янисовны в доме! – Она повернулась к папе, – Сын, я живу у вас уже четвертый месяц, а твоя жена все никак не запомнит, что меня зовут Лиза. Просто Лиза!

Мама напряглась, но Лиза тут же улыбнулась своей фирменной улыбкой.

– Все, с собакой решено, – сказал папа. – А сейчас всем спать. Ты, Дариш, и так бабушке отдохнуть не даешь. А она все же человек пожилой.

– Да, Дашка, – вздохнула Лиза, – проводи-ка свою пожилую бабушку в комнату, а то не дойду ведь, рассыплюсь.

Я взяла ее под руку, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Марина Крамская

Множитель

Человек стоял на крыльце под вывеской «Служба занятости», и по выражению его тусклого лица было заметно, что он напуган, потерян и совершенно не рад здесь находиться. Он утер ладонью пот, катившийся из-под каракулевой шапки, потеребил нитку оторванной пуговицы на сером пальто, достал из кармана пачку сигарет и подцепил одну ногтем. За ней вытянулась другая, упала на асфальт. Человек занервничал, нагнулся, но только ухудшил свое положение: пачка перевернулась, и сигареты ворохом легли вокруг его стоптанных ботинок.

Забавно озираясь, будто бы скрывая преступление, человек встал на колени и принялся пихать проклятые сигареты в пачку, но от его усердия они ломались и обратно уже никак не вмещались. Он весь взмок, хотя мне с лавочки этого было не видно, но, когда так выбиваешься из сил, невозможно не вспотеть, тем более в каракулевой шапке, тем более в мае.

Смотреть на это безобразие я дальше не мог, так что пришлось встать с нагретой скамейки и дотащиться вместе с клетчатым баулом до крыльца. Человек, увидев меня, передернулся, подскочил и отряхнул колени.

– Закурить не найдется? – спросил я.

Человек, сжимавший в кулаке пачку, растерянно протянул ее мне. Сигарет в ней было под завязку, и еще с десяток изломанных валялись под ногами.

Я с удовольствием затянулся. Человек разглядывал меня с некоторой брезгливостью и старался дышать ртом.

– Что, завернули? – спросил я, указывая на вывеску.

Человек грустно кивнул. Лицо у него было приятное: круглое и почти без морщин. Один глаз косил к переносице, губы обветрились. Он снял шапку, чтобы промокнуть пот на лысине, вокруг которой мокрой соломой налипли остатки и в прошлом невыдающейся шевелюры. Хороший человек был, наш.

– А чего умеешь? – спросил я, словно мог бы ему подсобить.

Человек отчего-то смутился. Торопливо запихнул пачку в карман пальто, вернул на макушку шапку и сцепил пальцы до хруста.

– Им это не нужно, – пожаловался он. – Я предложил. Но им не нужно.

Ему требовалось выпить. Это я по глазам увидел: так они высохли, что никакого блеска не осталось. У меня самого-то на самом дне плескалось – ночью чуть не околел, аж воротник инеем оброс – но для нашего человека последнего глотка не жалко.

– Пей, – протянул я ему бутылку. – Оботри только.

Человек смерил чахлым взглядом и меня, и святыню, и вдруг что-то в нем зажглось, полыхнуло, будто коротыш пробежал. Улыбка у него вышла жутковатая.

– А пойдем, – решился он. – Только место поукромнее надо.

Пришлось вести его аж на теплотрассу.

Тут у меня было кое-какое хозяйство: ватное одеяло, правда, детское, в тусклых медведях, и ноги мне не закрывало. Еще подушка, картонки, пятилитровка с водой и целых две книги – «Капитал» и «Новый завет». Чего только люди не выбрасывают.