Король
Шрифт:
Включенным остался только маленький красноватый ночник на стене, под самым потолком.
— Нас даже не приковали цепями к стене, — удивилась одна из рабынь.
— Но мы же никуда не собираемся бежать, — со смехом ответила другая, указывая на плотно закрытую дверь комнаты. Щель между прикрытой дверью и стеной казалась совершенно неразличимой.
— Интересно, почему на нас не надели цепи? — повторила рабыня.
— Мы — особые рабыни, — важно произнесла третья.
Блондинка улыбнулась самой себе в тусклом красноватом свете ночника.
— Давайте спать, — предложила одна из девушек.
— Дай мне одеяло, — обратилась блондинка к хрупкой черноволосой девушке, самой
— У тебя есть свое одеяло, — возразила изящно сложенная брюнетка.
— Дай! — настаивала блондинка.
— Не дам! Отстань!
— Дай немедленно, рабыня! — жестким голосом повторила блондинка и потянула к себе одеяло, в которое судорожно вцепилась брюнетка.
— Белобрысая, прекрати! — строго прикрикнула другая рабыня, которую офицер назначил старшей в комнате рабынь.
— Отдай! — кричала блондинка.
— Держите ее, — деловито приказала остальным старшая рабыня.
Не успев опомниться, блондинка обнаружила, что ее повалили ничком на стальной пол, держа за руки и за ноги.
— Принесите плеть, — сказала старшая рабыня.
— Нет! — ужаснулась блондинка. — Не бейте меня! Прошу вас, госпожа! Не надо бить меня, госпожа!
Она слышала, как плеть снова повесили на стену. Ее отпустили.
— Сегодня ночью ты останешься без одеяла, белобрысая, — заявила старшая рабыня.
— Да, госпожа, — откликнулась блондинка. Все остальные рабыни были обязаны обращаться к старшей «госпожа». Это блондинка запомнила хорошо.
Позднее, лежа на голом полу и пытаясь согреться, блондинка постепенно наполнялась яростью.
Когда я буду богатой и знатной, думала она, я отомщу всем им. Я куплю их и продам в провинциальные городишки, на рудники и фермы, увезу их на дальние планеты рептилий. Тогда они узнают, кто они такие!
Она задвигалась. Каким жестким казался ей стальной пол, как неудобно было лежать на нем!
Корабль быстро привезет меня на Тангару, думала она. Затем мой тайный, ненавистный союзник, который бросил меня и даже не попытался защитить, передаст мне кинжал, чтобы я могла закончить свое дело. А потом наступит время моей удачи, и все вы очень пожалеете о том, что когда-то пренебрегали мною!
Она вспомнила, как намеренно встала там, где ее мог видеть варвар. Она слегка натянула платье, и прелестные округлые груди отчетливо выступили под тканью. Но варвар взглянул на нее как раз тогда, когда офицер прикрикнул, и смущенная женщина была вынуждена вернуться на место. Тем не менее она была уверена, что варвару хватило и одного взгляда. Возвращаясь на место вместе с другими рабынями, она высоко подняла голову, откинула плечи, втянула живот, чтобы варвар мог полюбоваться совершенством ее фигуры, ибо платье прислужницы, длинное, белое и с большим вырезом, не скрывало ее очертаний. Своей соблазнительной походкой и позами ей доводилось дразнить многих мужчин и забавляться этим. Натянув платье на колени и опустившись на пол, женщина подняла голову и обнаружила, что варвар наблюдает за ней. Почему-то коленопреклоненная поза лишала ее уверенности, выставляла ее совсем в другом свете. Она смущенно прикрыла рукой грудь, но когда вновь подняла глаза, варвар уже занялся едой.
Теперь она лежала на стальном полу.
Она никак не могла поверить тому, что во время наказания слово «господин» так легко и естественно вырвалось у нее. Женщину это тревожило.
Она представила, что значит оказаться в руках такого человека, как этот варвар, оставаясь при этом рабыней.
Глава 11
Один из гостей громко вскрикнул и вскочил на ноги. Другой навалился на стол, его глаза налились кровью.
Сначала напевы Бейиры-II казались почему-то неуместными в зале с высокими потолками и отверстиями для выхода дыма, с грязным, усыпанным тростником полом, но вскоре все это забылось, и помещение казалось не менее подходящим, в качестве белого шатра, затерянного среди дюн, чем сотни других, — таверна на Иллирисе, свободной торговой планете, куда съезжались работорговцы и пираты, где можно было сделать неплохие покупки; публичный дом на опаленном солнцем Торусе, где нельзя было выйти на улицу, не надев защитные очки; отдаленная темница, где жены и дочери разжалованной знати в ожидании рабства проходили выучку; дом для рабынь на захолустном Гранике, где некоторые девочки-рабыни еще не знали о существовании мужчин, не понимали, что могут возбуждать их; или, предположим, величественный зал с колоннами и мраморным полом где-нибудь в глубине огромного дворца с башнями, принадлежащего суровому повелителю знойной страны, возвышающегося над тысячей лачуг, караван-сараев, окруженных со всех сторон гибельной безводной пустыней. Таким же подходящим стал казаться грубый зал алеманнов, прибежище дризриаков на планете, ныне укрытой от каменного ливня, от которого на небе играли сполохи и длинные светящиеся полосы, подобно следам от звериных когтей. Этот зал ничем не отличался от любого помещения, в котором находились рабыни и мужчины.
— Нет, нет! — сердито закричал мужчина. — Убить ее! Убить!
— Подожди, посмотрим! — убеждал его другой.
— Будь мужчиной! — кричал третий. Аброгастес со своей скамьи с острым любопытством наблюдал за происходящим.
Бывшие гражданки Империи дрожали и вскрикивали, удивленные тем, какой может оказаться женщина.
— Бедра жжет! — плакала одна.
— Я рабыня, рабыня! — почти кричала другая. На их крики оборачивались, но ненадолго, почти не обращая внимания.
Руки женщин скользили по обнаженной груди. Они тяжело дышали, чувствуя, как колотятся сердца. Кое-кто громко постанывал.
Надсмотрщики время от времени касались плетями плеч самых шумных рабынь, призывая их к молчанию, но даже не глядя в их сторону — они не могли отвести глаз от зрелища в центре зала.
Один из надсмотрщиков отсутствующим жестом опустил плеть, даже, видимо, не сознавая, что делает.
Это был совсем мальчишка, он никогда еще не видел ничего подобного.
Женщина быстро повернулась, как будто не в силах справиться с собой, и принялась целовать и лизать орудие наказания, повисшее рядом с ее плечом.
Но юноша ничего не замечал.
Не отрываясь, он смотрел в центр зала.
— Смотри, как она извивается! — воскликнули с другой стороны зала.
Внимание всех присутствующих, в том числе человекоподобных и рептилий, было приковано к полу. В то время как многие из них воспринимали только вибрацию воздуха, сам ритм и грация движений оказали на них некоторое влияние, как и на мужчин этой планеты, способных слышать и видеть, мужчин планеты, на которой чередовались ритмы и циклы, времена года, дни и ночи, приливы и отливы, дожди и зной, снега и ветры.
Теперь рабыня стояла на коленях рядом с массивным копьем, копьем клятвы, которое держали двое воинов. Женщина обняла копье, прижимаясь к нему всем телом, лаская своими маленькими ладонями, влажными губами и языком.
Будь на месте копья мужчина, он бы не сдержал крика, обезумев от наслаждения.
Затем женщина отодвинулась от копья, распростерлась на грязном полу и начала извиваться и принимать соблазнительные позы, напрягалась и вновь расслаблялась, поворачивалась на бок, стискивала свое тело руками, разбрасывала их в непереносимом экстазе, протягивала молящими и зовущими жестами.