Королева арахонцев. Книга первая
Шрифт:
…Каждая весна в пограничной заставе «Шести сестёр», начиналась с нового сигнального костра. Хотя здесь, на самом высокогорном и труднодоступном перевале редко появлялись дикари, традиция сохранялась, перейдя в привычку. Своим костром застава предупреждала ближайшие крепости об опасности и, по сути своей, сёстры должны были только вовремя замечать врага, но не противостоять ему, укрываясь за надёжными каменными стенами.
Чаще всего, через заставу «Шести сестёр», вслед за сошедшими снегами, пытались пробраться одиночные лазутчики иноверцев. Обычно сёстры находили их уже замёрзшие тела, пробитые стрелами и копьями установленных Эйбой хитроумных ловушек. Никогда прежде им не доводилось сталкиваться с вероломным врагом лицом к лицу и отражать его нападение, хотя старшая сестра раз за разом требовала от маленького гарнизона быть на чеку, и всегда готовится к неожиданностям.
– Когда деревья в долине отцветут, Лехе исполнится двадцать. – как бы между прочим заметила Марша, искоса взглянув на старшую Эйбу. – Её призовут Жрицы Жизни?
Семилетние близнецы Оша и Олин радостно заулыбались, запихали друг друга локтями, подмигивая смутившейся сестре.
– Пей больше тёплого молока, Леха. Быть может, от этого в тебе быстрее зародится новая жизнь? – Оша руками изобразила, как убаюкивает младенца. Близняшкам было весело и радостно. Они уже измучили всех просьбами поскорее принести в дом новую сестру. Об этом мечтали, верили и надеялись. Для желанной будущей крохи тайком шились маленькие башмачки, чепчики и другие пустячки, необходимые для новорожденной. Трижды уже призывали в свой храм Жрицы Жизни старшую Эйбу, дважды Маршу, но… семя жизни не прорастало в их телах. «Мы слишком много времени проводим среди камней и снега. Наши тела холодны и сухи. Дух маленькой девочки не хочет поселиться в таком неуютном доме…» – Так говорила Эйба, обращая больше заботы и внимания на младших сестёр, и, надеясь, что кто-то из них, привлечёт к себе внимание Богини Жизни, дарующей дочерей.
Глава 4
– Застава «Шести сестёр!» – воскликнула Элис, просыпаясь от звука собственного голоса. – Но ведь она существует на самом деле!
Она быстро села на ложе и задумалась. Как узнать, живёт ли там на самом деле сереброволосая девушка, или это только сон? Быть может, на неё подействовала случившееся полнолуние, или, как пугают суеверные служанки: «Это наведённое извне сновидение, призванное отнять покой и разум у королевы!?».
Проще всего, конечно же, было бы послать туда гонца… вот только отчего-то Элис не хотелось это делать? Оставить разгадку для себя? Собраться с мыслями? Или просто она истово боялась разочароваться, увидев на заставе только седовласую старуху?
Задумавшись, Элис не сразу заметила, что в яйце зашевелился птенец. Он начал постукивать по скорлупе и шумно вертеться.
– Рождается?! – воскликнула Элис, увидев тонкую трещину, прошедшую через яйцо. – Наконец-то, вылупляется!
Осторожно улеглась рядом, во все глаза следя через расширившуюся щель, как птенец движется внутри и клювом выстукивает скорлупу. «Кого Вещая птица увидит первым, тот и будет ей хозяином на всю её жизнь»,– вспомнила она старые наставления матери.
– Все вон! – запоздало спохватившись закричала она на прислугу. Вещая должна увидеть только её!
Служанка, принесшая воду для умывания, торопливо метнулась к выходу, плотно затворив дверь, передала охране строжайший приказ под страхом смерти никого не впускать в королевские покои.
Птенец замер, то ли устав, то ли испугавшись крика Элис.
– Ну же, малыш! – Элис осторожно постучала по скорлупе, напоминая, что раз уже дело начато, надо его докончить. Вылупляться, так вылупляться. Но птенец сидел тихо.
– О, Создатель! – испугалась Элис. – Он затих! Может умер? Или так труслив, что боится увидеть свет? Это плохой знак… Словно услышав её слова, птенец зашебуршился вновь, с силой ударил клювом, толкнул головкой, и кусок скорлупы, величиной с пол—ладони, вывалился наружу. На Элис глянул любопытный прищуренный глаз, кожистый клювик открылся в пронзительном: «И-И-И!», – демонстрируя отличное глубокое горло
– Погоди-погоди, мой хороший! Вот вылупимся совсем, тогда и поедим.
Птенец развернулся, и стал пятиться к выходу, высовывая наружу голую серую спинку со смешными пупырышками. Он отчаянно пыхтел, возмущённо пищал. … Наконец скорлупа треснула, и птенец разом оказался наружи.
– Мы родились! – воскликнула Элис, в необычайной радости чмокая птенца в страшненький клювик.
– Тьфу-тьфу, – птенец высунул язычок, потряс головой, словно ему не понравился поцелуй. Потом разинул рот на невероятную ширину и заверещал что есть сил. Элис слетела с ложа, метнулась к дверям, приоткрыв, закричала в щель.
– Мали! Мали, скорее мяса, он голоден!
Старая прислужница уже ждала за дверью с блюдом тонко нарезанного парного мяса. Элис выхватила блюдо, захлопнула дверь, кинулась обратно к орущему чаду.
– Кушай маленький! Расти большой и умный!
Элис осторожно опускала в широкий рот тонкие полоски мяса, и клюв, на мгновение закрывшись, открывался вновь.
– Какой обжорка!
Элис не жалко было скормить птенцу и телёнка, но не повредило бы. Наверное хватит, решила она, убирая блюдо за спину.
– И-и-и! – возмутился птенец и больно ущипнул Элис за руку.
– И! – и тотчас испачкал покрывало.
Скинув грязное покрывало на пол, Элис осторожно повертела птенца в руках, безнадёжно пытаясь определить пол новорожденного.
– Как же тебя назвать?
Вещую птицу Самур, прожившую семнадцать лет у королевы Самоны, звали «Шела Прекрасное Солнечное Утро» (Вещим льстили длинные витиеватые прозвища). И предыдущую птицу звали также. Никогда прежде не сочиняя никому имён, Элис не могла понять, как же это делается? Она перебрала в памяти с десяток человеческих имён и прозвищ, но все они казались недостойными для Вещей птицы.
– Я тоже назову тебя Шела, – решила, наконец, Элис со вздохом облегчения. – Как тебе это имя? По-моему, красиво.
– И-и! – негодующе заверещал птенец и плюнулся.
– Не нравиться? – Озадачилась Элис. – Ну, как знаешь. Ничего лучше мне не приходит в голову. – она улеглась на ложе, положив возле себя птенца, укрыла его одеялом. – Спи, моя Шела, я тебя согрею.
Но птенец оказался на редкость привередливым. Он, то лез под бок Элис, дрожа и пища от холода, то согревшись, вылезал из—под одеяла и бегал по подушкам, размахивая голыми крылышками. То опять, стуча клювом, с суматохой и писком залезал обратно, но очень скоро опять вылезал, выказывая своё неудовольствие… Неугомонный птенец мало спал, много ел и производил невообразимое количество грязи и шума. Правда, в своём гнезде-кровати больше не гадил. Он проворно семенил на край ложа, свешивал попку, раз… и с торжествующим криком нёсся обратно, требуя еды или ласки. С непривычки, королева быстро устала, но жаловаться было некому. Хочешь иметь Вещую Птицу – терпи…
Так продолжалось неделю. По комнатам, с прикрытыми вуалями лицами, теперь непрестанно метались озабоченные прислужницы, едва успевая выполнять все пожелания королевы. Взад-вперёд, туда-сюда. От этих мельканий постоянного недосыпа и воплей птенца, Элис осунулась. Ей казалось, что голова её распухла и отупела, а бесконечные мучения не закончатся никогда.
На восьмой день, к вечеру, мир, в глазах королевы, закружился в пестром круговороте, и она впала в короткое беспамятство.
Глава 5