Королева четырёх частей света
Шрифт:
А этот, брошенный, был похож на птицу без крыльев. Ветер беспорядочно мотал его туда-сюда. Кажется, никто не видел, как опасно его разворачивает течение. Что там на борту — никого?
Фок-мачта была сломана непоправимо. Все реи болтались. А по сравнению с остальными поломками эти, должно быть, ещё пустяк! В очень плохом состоянии. Но очень крупный.
В Маниле почти не было судов такого водоизмещения. И вовсе не было таких у частных судовладельцев.
В общем, всё равно такая добыча могла хорошо послужить планам Эрнандо и его кузена Луиса.
Посмотрим... Корабль, кажется, неповоротлив. И недостаточно быстроходен
Дон Эрнандо де Кастро, в одиночку гребя на своём сампане, прокладывал путь через лодочную толчею. Он взял с собой только одного слугу. Привлекать внимание не стоит. Он даже дождался захода солнца. Правда, не полной темноты: если бы кто увидел его в ночи, это тем более вызвало бы любопытство. Он знал: едва в Кавите кто-нибудь заметит, как он рыщет вокруг «Сан-Херонимо», тут же выстроится очередь из других покупателей.
Эрнандо сидел под навесом сампана, так что его не было видно снаружи, и не сводил глаз с галеона. Не корабль, а чудовище. И чудо. Прямо с гуаякильской верфи на острове Пунья в Перу. Строен из негниющего дерева.
Сколько же он может стоить? Как пятилетнее официальное жалованье губернатора?
Логика требовала, чтобы судно такого рода не оставалось без охраны.
Но Эрнандо помнил: когда явился «Сан-Херонимо», ни один моряк не держался на ногах. Их пришлось выносить на носилках. Десять человек с тех пор уже умерло. Другие поправлялись в госпиталях. Солдаты и колонисты, более-менее ещё годные, были на постое у местных жителей. Вдовы — у монахинь. А гобернадора — у него самого. Так, значит... Оставался главный навигатор. Эрнандо знал, что этот португалец в Маниле и занимается собственной защитой. Сейчас он наверняка в присутственном месте у Морги, опровергает обвинения капитана Корсо в намеренном оставлении фрегата и галиота.
Но как знать? Если португалец хороший моряк, он наверняка оставил на корабле боцмана.
Эрнандо закинул с сампана верёвочную лестницу с кошками; она сразу же зацепилась за фальшборт и повисла вдоль борта.
На корабле ни света, ни звука. Как знать? Может быть, не так уж и трудно будет побывать на «Сан-Херонимо»; может, осмотреть его удастся гораздо естественней и, по крайней мере, быстрее, чем он предполагал.
Он приказал слуге-филиппинцу дожидаться и полез наверх.
На корабле его встретили те два человека, о которых он не подумал. Даже предположить не мог, что именно они там окажутся. Братья Баррето!
— Дон Диего? Какой сюрприз!
— Дон Эрнандо? А мы вас тоже не ждали.
О чём они втроём говорили тогда в каюте Исабель, она так никогда и не узнала.
Узнала только, как поразило дона Эрнандо её роскошное ложе с балдахином, как любопытны были ему книги, переплетённые в кордовскую кожу, как заинтересовала лютня с нотами. А главное, главное — какие он выводы сделал из копии контракта, заключённого между королём и Менданьей в 1574 году, «Капитуляции», которую во время плаванья она велела Эльвире переписать в нескольких экземплярах. И из копии завещания, по которому она становилась единственной наследницей островов, а избранный ею супруг — аделантадо Южного моря.
Всю неделю, пока не пришла в себя, она провела взаперти в хозяйском дворце. Даже отказалась принять
За время её отсутствия о ней пошли самые разные слухи. Главный навигатор много болтал исподтишка, обвиняя её во всяческих преступлениях. Братья Баррето отвечали публично, задавали вопросы о смерти аделантадо и неудаче экспедиции. Надо бы всё-таки понять, говорили они, почему все четыре корабля миновали Соломоновы острова. И выплыл ясный ответ: по вине португальского моряка, который умеет только хвастать да ныть!
Словесная перестрелка между сторонами шла так бурно, что Морге пришлось приказать допросить экипаж. Все, оставшиеся в живых, прошли через контору резиденции. Они входили через маленькую дверцу с улицы, прямо перед окнами доньи Исабель.
Однако она продолжала молчать.
С тем большим нетерпением все ожидали бала 20 февраля.
Исабель сидела в спальне капитана де Кастро и постепенно возвращалась к жизни.
В то утро, 19 февраля, она никуда не спешила. События, назначенные для неё судьбой, благополучно ждали неделю. Могут подождать и ещё несколько часов. По крайней мере, сегодня день будет приятный. Последний приятный. Перед балом.
Её охватило чувство покоя. Приятного оцепенения. Опущенные жалюзи защищали комнату от уличного солнца. Вокруг медной люстры жужжали мухи. Белые цветы арабского жасмина в голубых фарфоровых горшках, чашках и китайских вазах источали её любимый неотвязный запах, наполнявший всю комнату. Она вздохнула.
Затвориться бы здесь навсегда. В этом обленившемся мире, где даже цветы цветут только ночью. А что?
На улице город бурлил под палящим солнцем. Звук был похож на кипящий чайник, который ставила для неё Инес.
Бал в её честь...
С некоторого времени её стали осаждать старые заботы, прежние привычки.
Нужно было открывать сундуки, проветривать платья, просушивать юбки. Все воротники промокли, все кружевные манжеты пожелтели. Вот вам и бал...
Нужно было очаровывать. Выигрывать сражение. Какое сражение? Она уже не помнила. Но чувствовала, что проигрывает его — это она увидала во взглядах хозяев, когда прибыла сюда. На благодарственной мессе её подвело тело. А может, душа? Всё в ней сразу просело. В то утро в соборе она проиграла первый кон.
Теперь надо снова так подняться в уважении к себе самой, чтобы никогда не углядеть в глазах мужчины то выражение жалости.
Ни малейшей жалости не должна была вызывать гобернадора. Если стать предметом сострадания, то можно и вовсе пропасть.
Её никто не должен даже понимать.
Готовиться к войне, желая мира... Кто там сейчас сторожит её корабль?
Инес уверяла, что им займутся браться. Но она знала: Луис и Диего не особенно дорожат «Сан-Херонимо». Они не любили его так, как должно. Не то, что она. Для неё корабль был одушевлённым существом. У него были собственные права и нужды. Он требовал заботы. «Сан-Херонимо» не изменил ей — доставил в Манилу. Его не обмануть притворными изъявлениями почтения. Как она могла так бросить свой корабль? Адмирал — бросила судно на произвол судьбы? Как будто ей всё равно? На милость мародёров и спекулянтов, грабителей и воров?