Королева для эстонцев
Шрифт:
— Привет, — сказала я.
— У вас же абсолют, — напомнил мне вожатый.
— А я в туалет ходила, — я даже не соврала.
Он сорвался, убежал в вожатскую, во всю глотку заорал "Что за дети!", вернулся и сказал нам:
— Проходите!
Мы вернулись в комнату, где я предложила Ире покрасить еще раз. Мы поделили Подушкину голову пополам, я красила часть в наклонную голосочку, Ира свою часть в клеточку. Ира красила фиолетовым и зеленым, а я красным. Ужаснулись нашим трудам, покрасили красным еще и брови и посмотрели. Подушка клацнул зубами в опасной близости от Иры, та отскочила на метр, Подушка удовлетворился,
— О! Класс! — оценил Капитошка. Ну вот, все насмарку, а мы так старались!
Дальше мы отправились наводить свои порядки у мелких. Бедные чуть в обморок не попадали при виде Подушки. Одна даже заверещала.
— Я что, такой страшный? — задумался Подушка.
— Еще бы — такой большой, да еще и фиг знает как покрашенный, — хохотнула я.
— Слава богу, что это смывается, — порадовался Подушка.
— Ну, жидкости может и не хватить.
— А? — я думала, у него глаза из орбит вылезут.
— Я не гарантирую, что ее хватит, — сказала я. — Идем на улицу.
— Не-эт! — запротестовал парень.
— Ладно, тогда идем обратно, — кивнула я и одним хорошим толчком выпроводила его на крылечко, закрыв дверь и сквозь окошечко, в двери наблюдая за тем, что происходит на улице. Подушка посмотрел на эстонцев, те на него, он шагнул к двери, врезался в нее и снова оглянулся. Эстонцы дружно вылупились на него. Один, особенно впечатлительный, пощупал себе лоб и побежал в медпункт. Оттуда вскоре выскочило еще четыре эстонца и выставились с открытым ртом на Подушку. Дальше на это чудо пришли дивиться украинцы, а потом я рванула обратно, дабы уберечь свой драгоценный зад он Подушкиного возмущения по поводу моего подлого предательства.
— Ольга, ты куда с банками! — крикнул Подушка.
— Скинуть? — я была уже на втором этаже.
— Не надо, а то разольются, — всполошился Подушка.
Я спустилась, с великой осторожностью к нему подошла, проверяя, не прибьет ли он меня. Стали смывать, Подушка перепутал баночки и намылил голову жидкостью для снятия макияжа. Ничего не смылось. Он плеснул себе жидкости для снятия краски и умыл лицо.
— Не открывай глаза! — воскликнула я. — Не открывай!
Я запихнула его в раковину.
— Я задохнусь! — прошипел он.
— Захлебнешься. Заодно и промоешь легкие от этой гадости, — напутствовала я. — Додумался нюхать рассыпчатую пудру! Вообще уникум!
Подушка чихнул в знак подтверждения.
— Все, можешь открывать глаза, — сказала я.
Они у него были красными, и сразу стало ясно, что он их открывал и раньше. Вот балбес! Наконец, все смыв, мы вернулись в комнату.
— Ну что ж, высушим! — сказала Ира.
Ира собрала все волосы на макушке и как следует налачила.
— Ха… О… Ы? — опешил парень, ощупывая голову.
Бе-е, ему не идут убранные волосы. Я пощупала волосы.
— Н-да, солома… — констатировала факт я. — Натуральная! Налаченая!
— И правда солома, — согласился Подушка, ощупывая голову.
Мы отправили его вместе с шампунем отмываться. Лариса тем временем загнала Одеяло под кровать и победно села сверху. Вот кому надо его на перевоспитание отдавать. Хе, Ира, это еще цветочки! Вот Лариса — это ягодки! Вскоре вернулся Подушка, весь мокрый. Он что, под душем голову мыл, не раздеваясь? Оказалось, что он просто не отжал волосы, прежде чем закинуть их за спину. Ира вдохновилась сей идеей, чтобы
— Эх, жалко, — вздохнула Ира, отложив мусс и лак для мокрой завивки.
— Почему жалко? — спросил Подушка.
— Жалко портить, — вздохнула Ира. — Лучше на Одеяле поэкспериментирую.
Мы вытащили его из-под кровати и усадили на стул, предварительно забыв где-то крышку. Мы не специально, но эффект был поразительный. Он сел еще раз, крышку мы убрали намеренно. Поорав еще немного, он снова стал садиться, мы убрали стул, он шлепнулся на пол, встал и снова решил усесться. Вот камикадзе! На сей раз мы положили на стул подушку. Одеяло сел и удивленно поерзал.
— Что за акт каннибализма? — возмутился Подушка.
— Тут вроде бы никто никого не ест, — заметила я. Каннибализм… вандализм… Или для эстонца разница была невелика, или он признавал произведениями искусства только кулинарные изыски.
Подумав немного, мы перевернули стул и положили крышку сверху. Одеяло сел, вытащить крышку из-под него было парой пустяков. Крику прибавилось, так же он совершил круг почета по комнате. С криком "Что оно не снимается?" Одеяло запустил каркасом от стула в Подушку, тот еле успел уклониться. Замахнулся на него, но кидать не стал. В итоге Одеяло уселся на крышку стула, которую приладил прямо на пол.
— Так буду сидеть, — сказал он.
— Так даже удобнее, — оживилась Ира.
Ира сдобрила волосы Одеяла муссом для мокрой завивки, и мы как следует их помяли. Одеяло обзавелся треугольными кудрями. Мы это быстро спрыснули лаком, оно стало очень липким, но, высохнув, стало терпимым и покрылось корочкой. Сверху мы насатарили побольше «Прелести», поржав над названием, и повели Одеяло к зеркалу. Тот потерял дар речи при виде своего отражения в зеркале, мы поскорее его отвели подальше, чтобы он позабыл про кудри.
Мой взгляд снова упал на люстру. Эх, как далеко! Подушке ближе. Хм… а если встать на Подушку? Ира заметила мой взгляд и решила залезть на Одеяло. Вообще-то она сначала пришла к такому же выводу, как и я, но Подушка быстро дезертировал на мою тумбочку, так как Иркина была мокрой. Ира выразительно посмотрела на люстру и на Одеяло.
— Хм… спереди или сзади залазить? — задумалась Ира.
— Сзади, — понуро ответил Одеяло.
Подушка начал подхихикивать. Ира воспользовалась каркасом от стула, как площадкой для старта, вскарабкалась Одеялу на плечи, побуксовала на штанах и уцепилась за шею. Одеяло нещадно шатало, Иру еще больше. Одеяло конкретно накренился, Ира поняла, что дело труба, оттолкнулась от Одеяла и запрыгнула на свою кровать. Одеяло рухнул, как подкошенный, и пытался отдышаться, с ужасом глядя куда-то в пространство.