Королева и ее слуги (Летописи святых земель - 1)
Шрифт:
Утром первые зеваки, дрожа от страха и любопытства, снова поспешили на Огайль. Черными знамениями новых времен свисали с укрепленных меж зубцами балок новые мертвецы. Их вздернули тайно на сизом, слезящемся от ветра рассвете. Это были Этарет из Дома Крон. Большая белая доска оповещала об их винах, и меж прочим говорилось там о подстрекательстве Этери к покушению на королеву.
Власть Беатрикс теперь уже крепко была замешана на крови.
За окнами темь. Даром, что королевская трапеза, а упились в стельку и огарков на стол поналепили не хуже ландскнехтов в едовне. Повод-то сочинили так себе - поминки по Эккегарду. Странные такие поминки - ни к селу
От дверей глядел голубыми глазами из-под золоченого шлема офицер стражи - королевская гулянка пришлась на его дежурство, вот и пялится, обалдуй, на хмелеющую Беатрикс. Не везет ей с нареченными - троих схоронила. Вот сидит, завернувшись в какую-то черную накидку, тянет черный "Омут", через силу допивая уже неизвестно какой по счету кубок. Энвикко Алли с тяжестью в животе отвалился от стола. Он тоже был пьян и за гранью дурмана осталось постылое путаное прошлое. Взгляд Беатрикс тупо уперся куда-то в пустоту. Она не знала, чего ей хочется - сесть, встать, лечь или положить кому-нибудь на грудь одуревшую от печалей и грехов голову, тихонько завыть сквозь стиснутые зубы, прикрыв веки... "Ну пожалейте, ну приголубьте, ну поцелуйте хоть разок, сначала не в губы, а в эти зажмуренные глаза, а потом еще и еще, чтобы собрать мои тихие теплые слезы... Ах, некому..." Лица вокруг расплывались, как желто-черные пятна. Пламя свечей, казалось, перелетало с одного фитиля на другой и множилось в круглых боках посудин.
Все пьяны, и она пьяна - окосевшая от браги полуварварка. Боль плещется в черепе, то в виски качнется, то в темя, то в затылок. Нежности, нежности, господа... Почему только погибшие любовники умеют быть нежными и травят душу памятью о себе. Хуже мороков - и зеленая свечка не спасет. Она поджала губы, с которых давно сполз весь карминный опиат. Стоило помянуть зеленую свечку - сразу вспомнилась вся ее здешняя жизнь... Зеленая свечка, да... И у Кронов в Доме, и у Аргаредов в Доме, и у Варгранов. А она тут всем им назло сидит и пьет. Потому как королева. Кубок шатнуло в руке, в н+-бо хлестнуло вязкой горечью.
Она поднялась со стула. Ей казалось, что походка ее легка. На самом деле ее хватило только доползти до нависшего над водами окна. Ветер прохладными пальцами погладил ей грудь под распахнувшейся одеждой. У дверей зазвенели оружием - пришла смена караула. Пьяный сон наваливался неумолимо - уйти бы к себе, раскинуться горячим телом по белоснежному шелку постели... Но идти по коридорам, кружить по галереям, где из каждого темного угла, из-под каждой полупритворенной двери в кладовку раздаются приглушенные "охи" чужих случек... Да и Хена наверняка собирает свою жатву - учена, сучка, любиться и по-челядински, и по-дворянски, и по-ландскнехтски.
Она повернулась к столу - потянуло выпить. Но подать ей бокал вряд ли бы кто мог - те несколько избранных, что делили с ней этот хмурый ужин, либо уже спали, либо боролись со сном. Она позвала смененного офицера.
– Эй... Подойди-ка сюда. Налей мне со стола. Он подчинился, принес ей кубок. Беатрикс его узнала:
– Родери Раин? Вот ты где. А я думала - куда ты пропал?
– Я служу в Коронной страже, ваше величество.
– И доволен?
– Вполне. Видите, как: я не люблю спешить и предпочитаю ждать, когда судьба меня схватит,
Беатрикс пошатнулась и положила руку на его локоть.
– Помоги-ка мне дойти до спальни. Эти олухи все надрались...
Раин глядел на нее и не мог оторваться: глаза его стали щупальцами его желания. Влажная бледность опьянения легла на щеки королевы, глаза ее прятала тень, рот рдел, источая винный дух, - она была так вызывающе красива, - мурашки бежали у него по спине, ладони вспотели. Красива, близка и... недосягаема! Вот что его бесило, приводило в неистовство.
– Прошу вас, ваше величество.
– Он подал ей руку и, упруго оттолкнувшись от порога, повел ее.
Все стало просто. Рядом с ним шла женщина, и тонкое тело ее послушно колебалось в такт его шагам. Теплая тьма полнилась шорохами.
– Вы превратили Цитадель во дворец любви, моя госпожа, - с чувством выговаривая каждое слово, сказал Раин.
Беатрикс промолчала - возможно, эти слова прошли мимо ее сознания.
В темной опочивальне Раин по-хозяйски затеплил свечи. Королева сидела на высоком ложе, глядя на свисающие со ступенек носки своих туфель.
– Отвернись, я разденусь.
– Она неловко шарила за спиной шнуровку; нашла, распустила, стала, извиваясь, вылезать из платья, вылезла, перешагнула через него, надела ночную сорочку, не посмотрев, что несвежая. Она обернулась, Раин, оказывается, все это время смотрел ей в спину. Глаза у него горели. Это рассмешило ее, но одновременно вызвало смутное вожделение - не столько к Раину, сколько к остро пахнущему, сильному мужскому телу, к умелым ласкам, на которые этот офицер, должно быть, не скупился. В темноте все равно лица не видно.
Она подошла к нему:
– Да ты, оказывается, хам...
– В ноздри ему ударил винный дух и манящий запах женщины. Ему захотелось восторжествовать над ней, уложить ее на эту высоченную кровать под зеленый балдахин. Ее взгляд выражал недвусмысленное желание.
– А что мне будет за это?
– Пока я пьяная, так ничего.
– А можно, и после ничего?
– Можно...
Она уже очень долго стояла перед ним - надо было на что-то решаться. Он сделал шаг, взял ее на руки, высоко поднял, донес до кровати. Она не сопротивлялась. Уложил, укрыл до подбородка мехом, поглядел в ее расслабленное золотистое лицо с опущенными веками. Медленно, как бы вслепую, она протянула вперед руки.
– Свечи... Погаси.
Горький дымок проплыл и растаял над застывающим во тьме воском свечей.
Облачный рассвет отделил от потолочной мглы мрачно-зеленую махину полога, по углам которого траурно никли плюмажи. Раин обнимал уснувшую у него на груди Беатрикс. Он ничего не страшился, ничего не стыдился. Ему казалось, что их соединило нечто большее, чем страсть и его честолюбивые помыслы, их свела вместе неосознанная потребность друг в друге, способность дарить, не прибегая к словам, дарить друг другу силу, радость, надежду...
Она открыла глаза и посмотрела на него, сонно моргая.
– Доброе утро...
– Он замялся, не зная, как ее назвать.
– Да уж куда добрее - в королевской-то постели.
– Она хрипло засмеялась.
– Ты давеча говорил, что ждешь, пока судьба тебя схватит. А теперь кто кого схватил? Ой, плохо ты кончишь с таким нахрапом.
Он ответил ей долгим страстным взглядом.
– Ладно, не бойся, в обиду не дам. Сейчас государственными делами займемся.
– Она потянулась к колокольчику. Прибежала вприпрыжку Хена, громко стуча каблуками.