Королева и изгнанник

Ермакова Светлана Олеговна

Итак, что он помнит? О, оказывается, много чего. И кого. А Лерой Обен оказался нормальным парнем, и Ахига тоже. Они вроде бы даже подружились с ним. Нет, это не кошмар, а анекдот какой-то, особенно пресс-конференция в королевской резиденции, потасовка журналистов и вмешательство Сусанны. Сусанна... Девочка, наивная, добрая, отдавшая ничего не имеющему изгнаннику своё сердце, непонятно за что. Вот, оказывается, как выглядит его идеал женщины. Потеряла зрение в Первомире. Первомир... А ведь он помнит его. Слишком хорошо помнит, даже русский язык знает. Но его собственной фантазии точно не хватило бы на то, чтобы придумать

такое во сне, со всеми деталями. Значит что же – это всё и впрямь было? Тогда что с ним происходит, отчего все эти кошмары про казнь? Его что, всё-таки коснулся снюсь? Только не сразу после изгнания возле портала, а позже... намного позже. Когда они с Ахигой и Сусанной отправились в мир снюсей, чтобы вернуть его невесте зрение. Что же делать? Как ему вернуться к жизни, в которой, оказывается, случилось столько хорошего – и друзья, и любовь, и открытие разумности пустоши, позволяющей совершать путешествия между мирами.

Нужно как-то очнуться. Зигфрид попытался открыть глаза, и открыл их широко, но по-прежнему видел перед собой пустошь Бисти, где он сидел на камне. Теперь рядом никого не было, лишь клубился серый туман. Он попытался себя ущипнуть, и даже почувствовал боль, но сам оставался на прежнем месте. Один. В пустоши. Рядом с разумной системой порталов.

– Здравствуй, пустошь, – сказал он вслух, – Открой мне, пожалуйста, дверь, чтобы я мог вернуться к Сусанне и Ахиге в мир снюсей.

Зигфрид замер и отчаянно мысленно транслировал пустоши окрестности места возле портала, каменные столбы, жёлтую траву, скалы, холмы, слизней, деревню и, наконец, построенную ими новую хижину. Ветерок в районе его затылка возник как-то неуверенно, секунд через десять после высказанной им просьбы. Зигфрид встал и невесомо погладил пальцами возникшее перед ним марево.

– Спасибо, – с чувством сказал он и сделал шаг вперёд.

Зигфрид открыл глаза и увидел склонённое к нему лицо Сусанны. Он некоторое время молча разглядывал его. Заплаканное, с покрасневшими глазами и красноватыми пятнами, оставленными едкой влагой слёз на её нежной коже. Его любимая слепая девочка, так сильно переживала за него...

– Я очнулся, – почти шёпотом сказал он.

– Я вижу, – так же тихо ответила она, – А ты насовсем очнулся?

– Насовсем, – улыбнулся Зигфрид, – Постой, ты сказала – видишь? К тебе вернулось зрение?

– Угу, – кивнула Сусанна, – только я не обрадовалась, потому что ты собирался умереть.

– Ты видишь! – вскричал Зигфрид и схватил блондинку в охапку.

Сусанна взвизгнула и залилась смехом-колокольчиком.

– Чего расшумелись-то? – спросил появившийся Ахига с деланно-хмурым видом, – ночь на улице, сейчас всю деревню перебудите.

Зигфрид и Сусанна ответили одновременно:

– Она видит!

– Он очнулся!

– Знаю, что видит. И знал, что очнётся. Я же говорил тебе, Сусанна, что он всегда возвращается. А Лерой утверждал, что его возвращения из самых дерьмовых ситуаций всегда оборачиваются ещё и прибылью. Какой прибылью обзавёлся на этот раз? – требовательно спросил он, обращаясь к Зигфриду.

– Да откуда прибыль в кошмарных видениях? Хотя... ты знаешь, а ведь точно, вспомнил я кое-что, о чём забыл раньше, – засмеялся Зигфрид, – Проверю, когда вернёмся.

– А когда мы вернёмся? – спросила Сусанна.

–

Да, когда там следующий портал откроется? Домой пора, – потянулся Ахига.

– Если сегодня ночь того дня, когда мы к речке ходили, то портал послезавтра.

– Ой, хорошо, что не завтра, а то я не успела бы коврик доплести, – обрадовалась Сусанна и смутилась под взглядами мужчин, – А ещё мне бусики обещали новые, жёлтенькие...

– Ну раз коврик и бусики, так конечно, подождём сколько надо, не спеши, – усмехнулся Ахига.

– Слизней надо насобирать побольше, – более практично заметил Зигфрид, – там, возле пустоши. Тут уж не будем грабить аборигенов.

– Я бы ещё куст прихватил для Ларен, который помог тебя от кошмара снюся избавить, – сказал Вэй.

– Какой ещё куст? – удивился Зигфрид, – Я что, много пропустил?

– Ой, ты же не знаешь! – воскликнула Сусанна и стала рассказывать Зигфриду о том, как его спасали и как она прозрела.

Утром Сусанна выглянула в проём стенки хижины, служащий окном, и увидела нескольких человек неподалёку.

– Так вот вы какие, – засмеялась она, – А я теперь всё-всё вижу, мои клетки в мозгу снова ожили. И мой жених очнулся после прикосновения сварткопа!

Аборигены не всё поняли, но порадовались за белокурую иномирянку.

– А мы завтра уходим, возвращаемся в свой мир. И оставим вам этот дом и многие вещи. Только амулет-зажигалку Зигфрид оставить вам не разрешает, боится, что вы пожар можете наделать, потому что с огнём не умеете обращаться.

– Ябедничаешь? – спросил Зигфрид, подходя к невесте.

– Так, болтаю с друзьями, – обернулась она с улыбкой.

– Коврик доплела?

– Ой, нет, – подхватилась она и снова высунулась в "окно", – мне травы надо ещё, вот такой, – показала она на длинные травяные юбки аборигеров, – коврик доплести до ухода, а то жалко ведь бросать недоделанное.

Старая женщина, которая была среди группы жителей деревни, удовлетворённо кивнула. То ли обрадовалась, что Зигфрид живой-здоровый, то ли одобрила трудовой энтузиазм Сусанны.

Рано утром следующего дня путешественники, тепло попрощавшись с аборигенами и раздав им вещи, которые было не жалко, покинули деревню и двинулись в обратный путь. Крепко сжимая "швабру", Зигфрид часто оглядывался. Его беспечность уже едва не стоила ему жизни – рядом с надёжным Ахигой и в связи с привычкой он почти перестал бояться снюсей, а ведь эти твари смертельно опасны. Даже с помощью местного средства, насылающего свои видения, он едва смог выбраться.

Ахига помимо "швабры" нёс общие вещи, а Сусанна держала кустик, выдернутый её братом из земли прямо с корнем. Возле скалы с надписью "Приют изгнанника" путники поставили палатку и занялись сбором слизней, а потом там и заночевали, установив очерёдность мужского дежурства.

Если бы бродящий неподалёку снюсь мог как следует думать и говорить, он бы сказал, что предрассветный уход путников в портальную пустошь со стороны выглядел как погружение троих человек в непроглядную чёрную хмарь. Но снюсь не умел ни думать, ни говорить. И вообще, отстаньте, он занят даже для того, чтобы поохотиться на таких ментально беззащитных жертв – он питается пойманным слизнем.

– Здравствуй, пустошь.

ГЛАВА 25