Королева в придачу
Шрифт:
На самом деле, герцог Ангулемский не испытывал ни малейшей радости. И откуда только взялась на его голову эта девчонка из Англии! Ведь Франциск последние десять месяцев уже чувствовал себя наследным принцем, принимая почести и одалживая огромные суммы под свои будущие доходы с королевской Казны. Но его надеждам суждено было рухнуть в тот день, когда стало известно о заочной свадьбе короля Людовика с сестрой Генриха Тюдора... К чести Франциска надо сказать, что он выдержал эту новость стоически и даже утешал свою мать и сестру, просто бившихся в истерике. Он был оптимистом и до последнего момента надеялся, что подлинный брак все же не состоится: ходили слухи, что Мэри Тюдор под любым
Франциск грустно вздохнул: одно ничего – говорят, эта английская девочка чудо как хороша, а он слыл большим поклонником красоты. Хотя, с другой стороны, у французов давно бытовало мнение, что англичанки, даже самые хорошенькие, начисто лишены того обаяния и шарма, которыми небо наделило француженок. Английские розы... Ха! Бледные, невыразительные создания. Нет в англичанках этакой изюминки... Ну, да ладно – Мэри Тюдор, так Мэри Тюдор. Ей семнадцать, а Валуа пятьдесят шесть, хотя выглядит он на все семьдесят. Несколько староват для игр в постели.
А новая королева Франции в это время сидела на корме плывшей к берегу лодки, закутанная от сырого ветра и дождя в меховой плащ, и смотрела на берег широко открытыми огромными глазами цвета сумрачного серого неба над головой. К ней склонилась её гувернантка леди Гилфорд.
– Ваша милость, не переживайте так. Что подумают о вас эти французы, если увидят, какая печальная невеста короля к ним приехала?
***
Мэри как раз не была печальна: её бледность и измученный вид являлись отголосками тех мучительных четырех дней, когда их флотилия не могла пристать к берегу и носилась по морю, кидаемая штормом из стороны в сторону. Сейчас Мэри испытывала даже интерес. Звон колоколов, залпы орудий, толпа на берегу, высыпавшая встречать её, несмотря на непрекращающийся дождь!..
Наконец лодка причалила, и сидевший подле Мэри герцог Норфолк сделал знак самому сильному и рослому из английских дворян:
– Сэр Кристофер Джервейз, возьмите её величество на руки и перенесите на землю её новой родины.
Со своего места Франциск Ангулемский видел, как сильный молодой мужчина бережно несет на руках даму в мехах. Видели это и его спутники, а грубоватый Монморанси, выставляя напоказ свою солдатскую простоту, даже обратился к находящемуся неподалеку Лонгвилю:
– Эй, мсье герцог! Кто это там лапает нашу королеву? Никак это сам достославный Шарль Брэндон?
Лонгвиль даже не удосужился повернуть голову. Скрывая досаду, он делал вид, что тщательно стряхивает воду с берета. Несмотря на все его старания, во Франции распространился слушок, что у Мэри Тюдор в Англии имелся любовник, на что и намекал сейчас грубиян Монморанси. Лонгвиль бросил на него сердитый взгляд. Он никогда не входил в крут веселых молодых людей, окружавших Франциска Ангулемского, да и с самим молодым герцогом состоял в натянутых отношениях. Возможно, устраивая брак Мэри с его королем, он даже хотел сбить спесь с этого зазнавшегося юнца, но сейчас, обращаясь к Франциску, герцог был сама любезность.
– Господа, думаю, мы поступим учтиво и разумно, если поспешим навстречу Марии Английской.
Его слова тут же были приняты. Франциск Ангулемский первым сделал шаг
Сейчас Мэри представляла собой жалкое зрелище: утомленная трудным путешествием, бледная, с тенями под глазами, в намокшем плаще, мех на капюшоне топорщился, как иголки ежика. Под ногами противно чавкал мокрый ковер. Она чувствовала, что выглядит не так, как должно, и это вызывало в ней дискомфорт; принцесса жалобно оглядывалась на свою свиту, словно ища поддержки. Потом она увидела, как к ней приблизился, соскочив с коня, очень высокий худощавый юноша. Он скинул намокший плащ и предстал перед ней во всем блеске своего белого, сверкающего каменьями, атласного камзола. Мэри только чуть прищурилась, когда он опустился перед ней на колени прямо в лужу на ворсе ковра.
– Мадам! Высокочтимая государыня! Мы бесконечно счастливы быть первым из ваших подданных, кто приветствует вас на земле Франции.
У него были ровные белоснежные зубы и, когда он улыбался, улыбка выглядела просто ослепительной, несмотря на стекавшие по щекам капли дождя. Мэри невольно улыбнулась в ответ.
– Ваше имя, мессир?
Франциску никогда ещё не задавали такого вопроса. Ведь разве не был он первым принцем Франции?
– Я Франсуа де Ангулем, герцог Валуа, правитель Бретани. Я являюсь потомком короля Карла V, племянником и зятем Людовика Французского и отныне – вашим близким родственником, мадам.
Во взгляде Мэри появился интерес. Франсуа Ангулемский! Это он, а не старый Людовик, должен был стать её мужем во Франции, если бы не женился на Клодии Французской, получив с её рукой Бретань. Джейн Попинкорт всегда говорила, что он самый изысканный кавалер Европы, а также великий соблазнитель и охотник за юбками. Мэри невольно оценила ширину плеч и легкость движений его рослого, сильного тела, густые черные волосы, совсем намокшие под дождем. У молодого Франциска было удлиненное лицо с высокими скулами, волевой, чуть выступающий вперед подбородок с ямкой и довольно крупный нос с горбинкой. С первого взгляда он не показался Мэри красавцем, однако таилось в нем нечто... то самое обаяние, какое для мужчины значит куда больше, чем красота для женщины.
Франциск, в свою очередь, изучал королеву. Миленькая, даже очень, несмотря на её жалкий вид. Уже одно это расположило его к Марии Английской, пока он бегло представлял встречавших её вельмож – де Монморанси, сеньора де Брисака, веселого Гийома де Бониве, остальных... А Мэри невольно вновь и вновь бросала взгляды на Франциска. Глаза его казались дерзкими, веселыми, а взгляд словно говорил: «Конечно, это ненужная сейчас и утомительная процедура. Но этикет есть этикет. Нужно его выполнить, а после мы сами посмеемся над всем этим». И ещё в его узких жгучих глазах скрывалось нечто, что заставляло девушку вспоминать все эти рассказы о том, как французы любят чувственные удовольствия. Она смутилась, чувствуя, как краснеет, и неожиданно поскользнулась на мокром ковре.
Герцог Ангулем тут же бережно поддержал её.
– Бог мой, да вы едва держитесь на ногах! Простите меня, ради всех святых.
И не успела Мэри и слова сказать, как он, подхватив её на руки, отнес в ожидавший королеву крытый паланкин.
– Может, это несколько самонадеянно с моей стороны, – заметил Франциск, усаживая её на роскошные подушки паланкина. – Но не мог же я позволить, чтобы вы мокли в луже под дождем.
Он поцеловал ей руку, пожалуй, удержав губы у запястья дольше, чем требовал этикет, и при этом не сводил с неё взгляда. Мэри даже растерялась, но вместе с тем была очарована. Глядя, как он раскланивается и отходит, она подумала: «В нем действительно есть что-то особенное».