Королева в раковине
Шрифт:
Отец попросил Гейнца отвести Бертель к скаутам. Нужно, чтобы девочка не привыкла к одиночеству, не замкнулось в мире книг. В очередной беседе с дочерью, отец рассказал ей об истории развития и прогресса немецких евреев, чтобы она ощутила свою принадлежность к немецкой нации, как полноценная немка. По его словам, в конце восемнадцатого века и в девятнадцатом евреи выбрали для себя немецкую национальность. Со времени эмансипации они, как патриотические граждане, могут свободно выбирать любую область жизни, внося свой весомый вклад экономику, общественную
Как доказательство столь существенных изменений положения евреев в течение нескольких поколений, отец напомнил ей темное время, когда еврей, отданный под суд, должен был стоять коленопреклоненным на свиной шкуре. Следы этого варварства пытаются вернуть нацисты. Потому не следует к ним относиться всерьез. Затем он рассказал о времени развития немецких колен в течение последних веков, припомнив, что, собираясь возводить город Петербург, русский царь Петр Великий привез из Германии множество специалистов и ремесленников.
Артур особенно подчеркнул, что силу германских княжеств составляли промышленники, в настоящее время эту силу составляют немецкие интеллектуалы, люди духа — первоклассные ученые, писатели, поэты, музыканты. И завершил он свою беседу словами:
— Ты — немка, как все остальные граждане этой страны. Еврейство — твое частное дело. Ты — еврейка только в стенах своего дома.
— Нет, это не так. Я и вне своего дома чувствую себя еврейкой.
— Потому что ты особенная девочка, характер твой отличен от других.
«Что это такое — еврей, кто является евреем, а кто — нет», — этими вопросами Бертель донимает всех домочадцев. В отличие от своих братьев и сестер, она не привязана ни к своей собственной идентичности, ни к национальной немецкой идентичности. Солидаризуясь с протестом против уличного антисемитизма, она демонстративно отказалась вносить пожертвования в организацию, собирающую их для немецких детей, жертв финансового кризиса, вынужденных жить за пределами Германии. Она является в школу без квитанционной книжки, и не вносит наличными взнос для нуждающихся детей к Рождеству.
— Ты сама ведешь себя, как хулиганка, — кипел дед.
— Они все — антисемиты.
— Ты — гражданка Германии. Немцы за пределами страны ведут себя нейтрально. Почему не помочь им хранить верность своей нации? — вмешался отец.
— Они против евреев, — сказала Бертель.
— Эта девочка — сумасшедшая, — стукнул дед тростью о пол.
Артур не отчаялся:
— Организация, помогающая немецким детям за границей, не является политической. Пожертвования эти идут на создание библиотек в Кротошине и на обеспечение преподавателей, которые будут туда посланы обучать немцев истории Германии.
Он намеренно напомнил Кротошин, городок, в котором родилась и росла ее покойная мать. Бертель это не убедило. Она упорно держалась своего мнения, несмотря на то, что доктор Герман поддерживал отца и деда. Семья вынуждена была внести пожертвование без ее ведома — за нее.
Артур, человек просвещенный, диалектик, все же запутывается в ответах на дотошные вопросы своей умной дочери. Что это такое — иудаизм, и что означает — быть евреем? Он погружается в кожаное кресло, не в силах избежать взгляда ее черных, горящих глаз, пытливо и нетерпеливо ожидающих ясных однозначных ответов. Но эти ответы своей замысловатостью и явно выраженной неуверенностью запутывают ее окончательно.
— Я — еврей, и это сильнее меня. Я не в силах это объяснить. Никогда я не смогу принять христианство.
Из-за портьеры девочка слушает его ответы гостям:
— Быть евреем — дело мистическое, а не рациональное. Иудаизм это тайна личности. Тайна, потому что трудно мне уяснить особенности, составляющие эту личность. В моем личном мире скрыта эта мистическая тайна. Я отчетливо осознаю ее существование во мне и живу с ней в согласии.
И все же эта мистическая сторона его сущности пробуждает в нем чувства вины, и тогда он признается близким в этом грехе. Ведь он — германский патриот — страдал от измены своему отечеству во время Мировой войны.
Случилось это на фронте, под Верденом, где судьбу войны решили британские танки. Во время патрулирования с двумя подчиненными ему солдатами-евреями они наткнулись на двух французских солдат и взяли их в плен. Когда выяснилось, что пленные тоже евреи, он освободил их.
— И вот я, офицер германской армии, давший клятву верности кайзеру Вильгельму Второму, предал свое отечество, — исповедался отец. — Не могу объяснить это иррациональное движение моей души, заставившее меня спасти евреев. До самого дня моей смерти меня будет преследовать это предательство. Совесть моя не успокоится из-за этого иррационального чувства, овладевшего мной. Что же касается моей личности, все иррациональное в ней — это и есть еврейство. Все рациональное во мне — немецкое!
В беседах с Бертель отец говорит о еврействе, как о чем-то далеком. В его общих словах нет ответа на ее духовные и душевные требования. Отец— интеллектуал уклоняется, вернее, убегает от еврейской темы. Единственно, о чем рассказывает ей, так это о том, что покойная ее бабушка любила молиться в субботу и наигрывала на рояле еврейские мелодии.
И на собраниях членов организации любителей творчества Гёте, проводившихся в библиотеке отца, Бертель не находила ответы на свои вопросы. Решить еврейскую проблему в массовом крещении и переходе в христианство?
Она стояла в углу библиотеки во время собраний, в полнейшем смятении, прислушиваясь ко всему, что там говорилось. Выяснялось, что эмансипация приводила крупнейших еврейских мыслителей, гигантов духа, в лоно христианства, и за ними тянулось множество евреев. Эти ассимилированные интеллектуалы были верными союзниками германских христианских духовных лидеров. Более того, эти германские духовные лидеры, такие как Гёте, Шиллер, Шлегель, Лессинг, благословляли ассимиляцию евреев. Небольшая прослойка немецкого движения Просвещения высоко ценила духовный уровень евреев.