Королева в раковине

Кохави-Рейни Ципора

Однажды ночью нацисты с факелами в руках захватили берег реки, украсив огнями лодки и превратив саму реку Шпрее в красочное зрелище. Зрители вышли из ближайших домов.

Кто победит — коммунисты или нацисты? Канцлер Фон-Папен считает, что за спиной бесчинствующих коммунистов в Альтоне стоит прусское правительство. С того дня, как в этом городе начались кровавые стычки, в подразделении идут горячие споры о том, распространятся ли эти столкновения на всю Германию, как это случилось и в берлинском рабочем квартале, когда нацисты решили в нем устроить свое шествие. И если так отреагируют пролетарии по всей Германии, это может остановить Гитлера.

Нацисты

празднуют на улицах, а в доме Френкелей в это время устраивают танцы. Дед говорит внучкам, что траур не должен мешать течению жизни и поддерживает их. В роскошной гостиной не умолкает веселая музыка. Молодые люди, друзья сестер, собираются в доме. Лотшин замкнулась в себе. Со времени смерти отца она печально слоняется по комнатам, словно несет траур за всех домочадцев. Бертель не отходит от Гейнца, держит дверь своей комнаты открытой, чтобы прислушиваться к его шагам. Когда он возвращается в свою комнату, она заходит к брату и усаживается к нему на колени. Он, молча, склоняет голову ей на плечо, и они подолгу сидят, не двигаясь с места. Она думает, что ее любимый брат тоскует по покойной матери. Ведь только она унаследовала от матери черные волосы и карие глаза.

Осень 1932. В доме неспокойно. Любимая повариха Эмми передала деду письмо от своего брата, работающего охранником на металлургическом комбинате Круппа в Аахене. По мнению ее брата, на этих гигантских предприятиях готовят приход Гитлера к власти. На ближайших выборах нацисты, может, и не победят, но на следующих — победят вне всяких сомнений. И тогда вспыхнет гражданская война, потому что социал-демократы не сдадутся правительству, возглавляемому Гитлером. Эмми сказала деду, что теперь опасно работать у евреев, и она не может позволить мужу, инвалиду войны, который тянет ногу, пережить еще одну войну.

— Сейчас же собирай вещи и покинь наш дом, — прервал ее дед.

В единый миг любимая всеми Эмми превратилась для деда в чуждое существо, предательницу. Он запретил ей заходить в кухню. Его доброе отношение к кухарке сменилось сильнейшим ожесточением. Во время безработицы после мировой войны он поддержал ее семью, обеспечив ее всем необходимым, использовал все свои связи, чтобы устроить ее мужа-инвалида охранником на фабрике. Он бесплатно предоставил им комнату в полуподвале их дома в дорогом районе Вайсензее, чтобы ей было легко рано вставать на работу и вечером возвращаться домой.

Чувствительная Эмми смахнула слезу и уткнула нос в платок, скользнула руками по белому фартуку и, рыдая, вышла из дома. В тот же день сестры Румпель заняли ее место на кухне. Фрида, добрая подруга Эмми, приняла все происшедшее тяжело. Дети были удивлены жестокостью деда. Повариха Эмми, добросердечная женщина, сопровождала их повседневную жизнь многие годы. А дед после объявления об ее увольнении, как ни в чем не бывало, демонстративно уселся в кресло и принялся перелистывать газету в поисках объявлений о молодой поварихе. Затем быстро рассчитал Эмми и, не выражая никаких эмоций, выдал ей солидное выходное пособие.

Грусть охватила дом. Дед был охвачен гневом: что случилось? Служанка уволилась, и домочадцы опустили головы, лица их охвачены скорбью, словно весь мир рухнул?!

— Крысы бегут с корабля! — дед хмурым взглядом вперился в своих внуков, — пусть на улицах вопит сброд, в своем доме я — хозяин.

Взгляд деда гневно сверлил Гейнца, которого он застал погруженным в кресло в кабинете Артура. Внук, нервно ломая свои ухоженные пальцы белоручки, укорял деда за то, что он даже не попытался убедить Эмми остаться. Дед даже не стал обсуждать свое решение. Внук покусился на его достоинство. Раболепствовать перед служанкой?!

— Крысы бегут с тонущего корабля, — Гейнц предвидел, как всегда, надвигающиеся черные дни.

Дед стукнул кулаком по столу:

— Бегут, бегут! Перестань щеголять мировой скорбью!

Гейнц замолк.

Безумие охватило Германию, и пока не видно никаких признаков успокоения. Экономический кризис, перемены в обществе, слабость сменяющих друг друга канцлеров. Гейнц предпринял некоторые осторожные шаги. Он перевел деньги и драгоценности семьи в швейцарский банк до того, как войдут в силу законы чрезвычайного положения, запрещающие вывоз капитала из Германии.

Дед обеспокоен. Скоро наступит вечер, а нет никакой очереди девушек со стыдливыми улыбками, выстроившихся к дверям его дома, и это во время безработицы. С тех пор, как Эмми оставила дом, служанки сменяются с необыкновенной быстротой. Семья от этого страдает. Вильгельмина, девица из Пруссии, плотная и мускулистая, коротко, по-мужски остриженная блондинка, завладела кухней. Фриде она сразу не понравилась своей невероятной самоуверенностью. Без всяких колебаний и смущения она прошла в гостиную, сняла пальто и шляпу, хотя ей этого никто не разрешал. Она предстала перед дедом в черной юбке с широким кожаным поясом, в плотно прилегающей к телу блузке, так, что рельефно обрисовывалась ее грудь и все части тела, и провозгласила свое имя. Крепко пожала деду руку своей большой мясистой рукой и отметила, что окончила школу для поварих, и при ней имеются все документы. Дед шутливо подмигнул ей, и тут же был ею атакован:

— Со мне так не обращаются, не подмигивают!

Дед пленился наглостью интервьюируемой и грузностью ее движений. Она уселась за стол и и стукнула по дереву, когда низким голосом попросила чашку кофе.

Фрида вытерла нос фартуком, сделала гримасу и с несколько пренебрежительным выражением поставила перед этой толстой бабой чашку кофе и блюдце с куском пирога. Вильгельмина выпила кофе и жадно проглотила пирог. Фрида, стоя за ее спиной, скрестила руки на животе и, поверх головы гостьи, делала знаки деду — выгнать тут же эту хулиганку, ко всем чертям, за дверь. Но непоколебимая самоуверенность Вильгельмины, не склоняющей голову перед хозяином, как это делали служанки, мягкие и симпатичные, пробудили в деде желание найти слабое место у этой девицы. Прошли две недели, Фрида взорвалась. Новая служанка командует всеми остальными, и даже садовник Зиммель не избежал ее тяжелой руки. Каждое утро раздается тяжелый стук ее шагов в кухню и слышится ее грубый голос:

— Еда готова!

Безвозвратно ушли дни доброй Эмми. Вильгельмина не разрешает детям хватать на кухне еду, когда им заблагорассудится.

Из дома исчезли безмятежность и покой. Дед же не обращает внимания на недовольство Фриды и жалобы детей. В поведении новой поварихи он не находит никаких недостатков и защищает ее, всегда аккуратно одетую с белоснежным выглаженным чепцом на светлых волосах. Фартук на ней такой же белоснежный и выглаженный, несмотря на работу на кухне. С утра до вечера Вильгельмина ходит по дому в своих неизменных высоких, грубых туфлях, крутится между служанками, торопя их с уборкой в столовой, гостиных и всех комнатах. Стены и полы, портьеры и мебель, скатерти и салфетки, кастрюли, все украшения — всё чисто и протерто. Новая кухарка трудится без устали.