Королева Виктория
Шрифт:
Принцу-консорту понравилось, что его письмо вызвало у сына искреннее раскаяние, он был готов простить сыну все прегрешения. Однако при этом он понимал, что никакое прощение со стороны родителей не сможет восстановить пошатнувшуюся репутацию сына и вернуть ему то состояние невинности и чистоты, которое он утратил навсегда, окунувшись в это «грязное лоно разврата». Стало быть, вопрос о женитьбе приобрел еще большую остроту.
22 ноября 1861 г., то есть два дня спустя после написания этого знаменательного письма с выражением сочувствия и прощения, принц Альберт отправился с инспекционной поездкой на место строительства военного колледжа и Королевской военной академии. Был сырой и холодный день, и он вернулся в Виндзор смертельно уставший и изнемогающий от ревматической боли в спине. На следующий день принц Альберт
Несмотря на свою болезнь, принц Альберт все же решил навестить сына в Кембридже, откровенно поговорить с ним, убедить в том бесчестье, которое тот навлек на себя и свою семью, а самое главное — уговорить его поскорее жениться. Он выехал из дома 25 ноября, пребывая в ужасном состоянии. В течение двух недель он глаз не сомкнул и не оправился от болезни. Несмотря на холодный дождливый день, они с сыном вышли погулять, увлеклись разговором и заблудились в окрестностях Кембриджа. А когда вернулись в Мэдингли-Холл, где проживал принц Уэльский, принц Альберт почувствовал себя совершенно разбитым и истощенным. «У меня полный упадок сил, — пожаловался он старшей дочери пару дней спустя, — Я пережил слишком много неприятностей (о сути которых прошу не задавать сейчас никаких вопросов), в результате чего уже две недели не могу уснуть. И в этом состоянии я умудрился жутко простудиться и уже в течение четырех дней страдаю от невыносимой головной боли и острых приступов ревматизма».
36. СМЕРТЬ ПРИНЦА-КОНСОРТА
«Должен сказать вам по секрету, что требуется немало усилий, чтобы предотвратить ее нервный срыв».
«Дорогой папа... не совсем здоров, — сообщила королева своей дочери. — Он страдает от простуды, невралгии и глубокой депрессии. Самое ужасное, что он потерял покой и сон, причем в большей степени, чем когда бы то ни было раньше. И все это было вызвано тем несчастьем, которое свалилось на нас обоих, но на него в особенности. Он сильно переживал из-за всей этой печальной истории, что и подорвало его жизненные силы. Никогда еще я не видела его таким усталым и подавленным».
Вскоре после возвращения принца-консорта из Кембриджа в Виндзор пришел черновик дипломатической ноты протеста, который поверг его в уныние. Британский почтовый пароход был задержан американскими военными судами неподалеку от берегов Соединенных Штатов, где в апреле 1861 г. под Чарльстоном уже прогремели первые выстрелы гражданской войны. На борту британского судна находились два представителя Конфедерации южных штатов, заявившей об отделении от Союза. Эти люди направлялись в Европу, были захвачены северянами и доставлены в Нью-Йорк, что вызвало возмущение по всей Англии. В проекте ноты протеста британское правительство потребовало выплаты репараций за нарушение международного права, причем в таком провокационном тоне, что, по мнению принца-консорта, это неизбежно привело бы к войне между Англией и северными штатами.
Несмотря на острое недомогание, принц Альберт встал в семь часов утра после бессонной ночи и приступил к написанию меморандума для королевы, в котором предлагал выработать более спокойную ноту, чтобы дать американцам возможность освободить «несчастных пассажиров», сохранив при этом чувство собственного достоинства. В конце концов кабинет министров принял предложенные принцем Альбертом поправки, одобрил подписанный королевой проект и таким образом избежал войны с Соединенными Штатами. На копии этого документа королева позже отметила на полях: «Этот проект стал последним документом, к составлению которого приложил руку мой любимый Принц. Он был очень болен в этот момент, и когда принес его ко мне на утверждение, то откровенно признался: «Я с трудом держал ручку».
В воскресенье принц-консорт с превеликим трудом заставил себя пойти в церковь, но так и не прикоснулся к еде ни до церковной службы, ни после нее. А потом рано лег спать и снова провел бессонную ночь. На следующий день королева записала в дневнике, что весь день «нервничала и не находила себе места». «Мой дорогой Альберт даже не оделся, а лежит на софе в пижаме... Он все время повторяет, что уже никогда не поправится! А мы все наперебой убеждаем его в том, что это глупость, о которой даже не стоит говорить». Он и раньше неоднократно говорил жене, что не будет цепляться за жизнь. «Мне осталось очень мало... Я уверен, что если серьезно заболею, то уже никогда не выкарабкаюсь. Поэтому нет никакого смысла бороться за жизнь. У меня нет никакого стремления сохранить жизнь любой ценой».
Глубоко озабоченная фатализмом мужа, королева с большим раздражением прочитала письмо лорда Пальмерстона, в котором тот предлагал позвать доктора Роберта Фергюсона, весьма авторитетного специалиста, который присутствовал при рождении всех детей королевы. Она сердито ответила ему, что в этом нет абсолютно никакой необходимости, поскольку за здоровьем принца-консорта самым тщательным образом следят доктора Джеймс Кларк и Уильям Дженнер; последний — самый уважаемый врач страны, которого назначили главным врачом королевской семьи после трагической гибели в железнодорожной катастрофе его предшественника, доктора Уильяма Бэйли. Королева сообщила премьер-министру, что в течение нескольких дней у принца Альберта «наблюдается высокая температура от простуды», которая не дает ему возможности уснуть ночью, но это неоднократно бывало в прошлом, и есть все основания надеяться, что через несколько дней все «пройдет». «Ее величеству очень не хотелось бы поднимать ложную тревогу и будоражить общественное мнение беспочвенными слухами, когда для этого нет абсолютно никаких оснований. Поэтому вряд ли стоит посылать еще за одним врачом, который к тому же никогда не посещает королевский дворец без особых на то причин».
А «добрый старый сэр Джеймс», который, как обычно, больше был озабочен душевным здоровьем королевы, всячески уверял ее, что «для беспокойства нет абсолютно никаких причин, причем не только в данный момент времени, но и в будущем». И все же, несмотря на сердитое письмо лорду Пальмерстону, королева пребывала в «величайшем смятении», часто переходящем в «агонию отчаяния». Она беспрерывно плакала, что не преминула отметить в своем дневнике, и не видела никаких реальных признаков «улучшения состояния моего дорогого и любимого Альберта, который уже никого не слушал, никого не замечал и совсем перестал улыбаться».
В течение двух последующих ночей принц Альберт проявлял «чрезмерное беспокойство», бессмысленно бродил из комнаты в комнату и часто натыкался на обливающуюся слезами супругу. «Во время болезни, — докладывал сэр Чарльз Фиппс, личный казначей принца, лорду Пальмерстону, — он часто впадает в состояние глубокой депрессии и перестает реагировать на происходящее. А королева становится нервной и так легко возбудимой, что приходится проявлять все меры предосторожности... Должен сказать вам по секрету, что требуется немало усилий, чтобы предотвратить ее нервный срыва. Именно поэтому я полагаю, что любая попытка пригласить во дворец еще одного знаменитого доктора может напугать ее, тем более что самому принцу уже и так надоели постоянные визиты придворных врачей. Сэр Джеймс Кларк находится во дворце каждый божий день и с трудом поспевает навещать свою жену, которая серьезно больна и сейчас находится в Бэгшот-парке — в том самом доме, который предоставила в ее распоряжение сама королева. И доктор Дженнер постоянно находится у постели больного, и мистер Браун, Виндзорский аптекарь, не отходит от него ни на шаг. А кто лучше этих людей знает состояние принца Альберта и особенности его организма? Поэтому сама мысль о необходимости привлечь еще каких-то врачей ужасно раздражает королеву... Ей нужно как можно чаще сообщать подбадривающие сведения относительно состояния мужа и поддерживать ее морально».
К 6 декабря принцу стало намного лучше, и королева с облегчением вздохнула. Он попросил ознакомить его с последними новостями, внимательно рассмотрел план дома, составленный его второй дочерью, принцессой Алисой, и ее будущем мужем, и все это время улыбался жене. «Я нашла моего дорогого Альберта веселым и жизнерадостным, — записала королева в дневнике. — Когда я вошла к нему с нашей младшей дочуркой Беатрис, он поцеловал ее в щечку, а потом долго смеялся над тем, как она читает новые французские стихотворения, которые я заставила ее выучить».