Королева Виктория
Шрифт:
«Ты, несомненно, будешь сожалеть, если узнаешь, что твоя бедная мама сейчас убита горем и чувствует себя более несчастной, чем любое другое существо на этой грешной земле! Мне так не хватает твоего драгоценного и любимого папочки... Свою маму, мой дорогой малыш, ты найдешь страшно исхудавшей, постаревшей, ослабевшей, поэтому тебе нужно постараться хоть как-то успокоить меня, но, если откровенно, такая задача сейчас никому не по силам, поскольку никто не сможет заменить того, кого я потеряла».
Королева отослала мальчику две фотографии отца, которые рекомендовала ему поместить в рамки, но только не в черные, и попросила его всегда держать их перед собой. Кроме того, она послала ему локон умершего отца, который был упрятан в небольшой медальон. Мальчик должен был носить этот медальон на шее и всегда помнить о своем дорогом папочке. А еще она отправила юному принцу один из носовых платков отца, который всегда должен был находиться у него в кармане.
Траурные мероприятия коснулись не только родных покойного принца-консорта, но и придворных. При королевском дворе все должны были
Даже королевские слуги самого низшего разряда были обязаны до конца 1869 г. носить черные повязки на левой руке, а принцесса Алиса не снимала траур даже во время своей свадьбы с принцем Фридрихом Вильгельмом Людвигом Гессенским. Свадебная церемония проходила в июле 1862 г. и, по словам самой королевы, больше напоминала похороны, а не свадьбу. Траурные знаки появились даже на официальных бумагах королевы. Она приказала убрать все предыдущие официальные бланки и изготовить новые, с широкими черными полями, на которых простые буквы становились совершенно незаметными. Все многочисленные секретари королевы вплоть до ее смерти мучились с такой корреспонденцией и долго не могли привыкнуть к ней [38] .
38
Королева Виктория всегда имела какое-то странное пристрастие к различного рода траурным церемониям, причем в большей степени, чем это было принято в качестве нормального в те времена. Когда русский царь, ее дальний родственник, умер во время Крымской войны, королева распорядилась «немедленно навести справки относительно возможных наследников царского трона», а администрации своего двора дала указание выяснить, могут ли они провести соответствующие траурные мероприятия по отношению к стране, с которой Великобритания находится в состоянии войны. А когда умер ее полукровный брат принц Карл Лейнингенский, королева «незамедлительно надела траурное платье», — записала в своем дневнике одна из ее придворных дам (Eleanor Stanley, «Twenty Years at Court», London, 1916, 320). Даже младшая дочь королевы принцесса Беатриса, которой было не больше трех лет, была выряжена во время траурной церемонии в черное траурное платье (Roger Fulford, ed., «Dearest Child», 249).
То серьезное отношение, которое королева Виктория уделяла всем траурным церемониям и почитанию умерших, нашло своеобразное отражение в весьма трогательной ноте, которую она направила своему личному секретарю в 1892 г.: «Считает ли сэр Генри уместным для королевы посмотреть в частном порядке «Венецию»? (чрезвычайно популярное произведение, выставленное в «Олимпии»). Ходят слухи, что это действительно замечательное произведение, сделанное руками настоящего мастера. Принцесса Беатриса просто в восторге от него, а оно само имело огромный успех. Разумеется, это не спектакль и не театр, и время для этого не совсем подходящее, поскольку со дня смерти любимого внука принца Альберта Виктора прошло не более 5 месяцев, а после кончины дорогого герцога Гессенского и того меньше — три с половиной месяца. И тем не менее очень хочется посмотреть это произведение» (Arthur Ponsonby, «Henry Ponsonby», 83).
В первое же утро своего вдовства королева отправилась в комнату любимого мужа, чтобы еще раз взглянуть на его черты. Несмотря на строгое предупреждение врачей, она не смогла удержаться и поцеловала его одежду. После этого она приказала сфотографировать каждый угол его комнаты, чтобы сохранить на многие годы ее внешний вид в момент того трагического события, которое коренным образом изменило всю ее жизнь. Вскоре после этого лорд-гофмейстер издал специальный меморандум, в соответствии с которым комната принца-консорта «должна оставаться в своем нынешнем виде и никоим образом не подлежала изменению в будущем».
Кроме того, королева распорядилась, чтобы вся одежда покойного супруга каждый вечер лежала на его кровати, а в ванной комнате всегда стоял кувшин с горячей водой. Между двумя кроватями в комнате королевы был поставлен бюст принца Альберта, а над ним висел его большой портрет, украшенный вечнозелеными растениями. Помимо всего прочего каждый день служанка приносила на его подушку свежие цветы. А стакан, из которого принц Альберт принял свои последние лекарства, простоял на тумбочке более сорока лет. На рабочем столе принца-консорта сохранялись нетронутыми все его бумаги, как будто он сам должен был убрать их с минуты на минуту. По воспоминаниям Бенджамина Дизраэли, все посетители Виндзорского дворца должны были расписываться в его книге, как, впрочем, и в книге королевы, показывая тем самым, что они навестили принца-консорта.
На дверь Голубой комнаты по приказу королевы прикрепили табличку, извещавшую всех входящих о том, что в этой комнате все должно оставаться в том виде, в каком находилось при жизни принца-консорта. На самом же деле вскоре после похорон принца Альберта потолок его комнаты перекрасили и из нее убрали китайский фарфор, некоторые картины и даже мраморный бюст хозяина. Аналогичные таблички были прикреплены на дверях комнат Виндзорского дворца, а также в других королевских резиденциях. Сие должно было, по мнению королевы, напоминать гостям, что ко всему этому приложил руку принц-консорт. А сама королева сфотографировалась в задумчивой позе убитой горем жены, со скорбью взирающей на бюст покойного супруга. Перед тем как лечь спать, королева клала рядом с собой пижаму Альберта и долго гладила ее, словно прикасаясь рукой к мужу. Утром в ее спальню входила четырехлетняя принцесса Беатриса, как это было заведено еще при отце, когда девочка регулярно являлась по утрам, чтобы поболтать с ним. Однажды малышка вошла к матери и задумчиво посмотрела на нее. «Как жаль, — сказала она, — что я была слишком маленькой и не могла присутствовать на вашей свадьбе».
В Осборне все было так же, как и в Виндзоре. Лорд Кларендон, посетивший загородную резиденцию королевы в марте 1862 г., отметил, что иногда было «трудно поверить», что принц Альберт больше никогда не появится в этом дворце, так как все в нем напоминало о его существовании. Даже на рабочем столе всё было разложено в том порядке, к которому он привык: «Его ручки, книги, носовой платок и свежие цветы в вазе. Даже часы шли, как будто были заведены рукой прежнего хозяина».
В память о принце-консорте было воздвигнуто множество памятников и бюстов во всех местах, которые он когда-либо посещал. Так, например, в церкви Святого Георгия рядом с усыпальницей короля Генриха IV было установлено мраморное изображение принца, поддерживаемое крыльями четырех ангелов. Позже в память о принце здесь была построена мемориальная часовня. Огромный памятник принцу работы известного мастера Джозефа Дарема был возведен в Королевских садах в южном районе Кенсингтона, где, по словам королевы, ее муж провел последние месяцы своей жизни. Еще один бронзовый бюст принца-консорта, выполненный Чарльзом Бэконом, был установлен в Холборн-Сиркесе [39] .
39
Бронзовый бюст в Холборн-Сиркесе был открыт принцем Уэльским в январе 1874 г. Каменная статуя принца Альберта работы Томаса Эрла тоже была установлена при помощи принца Уэльского. В 1958 г. она была перенесена из района Оулд-Кент-Роуд в Денхам-Гарден-Виллидж. К глубокому удовлетворению королевы, памятники и бюсты покойному принцу-консорту были установлены в Эдинбурге, Глазго и других провинциальных городах страны.
Памятные знаки из камня были установлены во дворе летней резиденции Балморал, а также в парке Виндзорского дворца. В 1866 г. открылся первый муниципальный памятник работы Томаса Торникрофта в Вулверхэмптоне. Вскоре после этого лорд Кларендон инициировал появление большого количества памятников по всей стране, причем на многих из них принц-консорт был изображен в традиционном одеянии рыцарей ордена Подвязки. Лорд способствовал также созданию огромного количества бань и прачечных, названных именем Альберта. Как отметил сам лорд Кларендон, королева не возражала против подобного рода мемориалов, «поскольку понимала в искусстве не больше, чем в китайской грамоте».
Вскоре после смерти принца Альберта в Лондоне была образована комиссия для обсуждения перспектив создания национального мемориала. После долгих размышлений и консультаций королева остановила свой выбор на готическом проекте Джорджа Гилберта Скотта, который был воплощен в жизнь в июле 1872 г. и получил название Мемориала Альберта. К тому времени принц Уэльский открыл в Кенсингтоне Королевский Альберт-Холл, посвященный развитию науки и искусства. А на территории Фрогмора, рядом с мавзолеем герцогини Кентской, был заложен фундамент королевской усыпальницы, где должен был быть похоронен прах принца Альберта, и где собиралась упокоиться сама королева Виктория. При этом королева вдохновлялась примером мавзолея Хоксмура в Касл-Ховарде, который она посетила еще во время визита в Йоркшир в 1850 г., а также готическим мавзолеем принцессы Шарлотты в Клэрмонте. Кроме того, королева неплохо знала семейный мавзолей в Кобурге, который она назвала в 1860 г. «прекрасным и веселым». По ее замыслу, мавзолей во Фрогморе должен быть таким же прекрасным, вдохновенным и украшенным внутри живописным орнаментом, выполненным в духе Рафаэля, которого принц Альберт считал величайшим художником всех времен и народов. Общая стоимость этого мемориала приближалась к 200 тысячам фунтов [40] .
40
Незадолго до этого весьма эксцентричный банкир Джон Кэмден Нилд, проживавший в районе Челси, оставил королеве примерно 250 тысяч фунтов. При этом он даже не потрудился объяснить причину столь щедрого подарка, но королева приняла его с благодарностью, так как была уверена, что потратит эти деньги на увековечение памяти супруга и на благотворительные цели.
Этот мавзолей был построен год спустя после смерти принца Альберта по проекту его бывшего художественного советника профессора Людвига Грюнера и архитектора А. Хумберта. Он был освящен Сэмюэлом Уилберфорсом, епископом Оксфордским, который считал изображение скорбящей королевы и оставшихся без отца детей самым трогательным монументом из всех, которые ему доводилось видеть. На следующий день туда перенесли гроб с телом принца Альберта, а позже была доставлена надгробная плита из куска серого абердинского гранита работы Карло Марочетти.