Королевская кровь. Книга третья
Шрифт:
Отвела урок у нани-шар. Слуги Энтери занесли учебники, книги, и девушки радовались, как дети, с восторгом рассматривая картинки, большую часть изображенного на которых они не понимали, пробуя ручки и тетради. Учеба сразу пошла легче и веселее, и она даже отвлеклась на немного.
А после обеда она нашла Нории и попросила отвезти ее на море.
Что может отвлечь лучше, чем теплая лазурная вода?
На этот раз он пошел в воду с ней — и она не отворачивалась, нырял, доставал ей со дна причудливые большие зубчатые раковины в с притаившимися внутри моллюсками, разглядывал ее откровенно и прямо — и она не опускала взгляда, касался ее — и она не отходила в
Светило солнце, и во рту было горько от морской воды, и насмешливо, и сочувственно шумело море.
Ани перевернулась на живот и поплыла к берегу. Вышла на песок, закуталась в полотенце, не глядя на идущего следом дракона, и пошла в тень — под пальмы. Разлеглась на покрывале, не смыв соль с тела и закрыла глаза. Как же она устала.
Нории уселся спиной к пальме, разлил лимонад. Она слышала его, но не открывала глаз. Не хотела вставать, не хотела что-то делать.
— Тебе хорошо? — спросил он гулко.
— Да, — слово вылетело, как комок грязи, и она поморщилась, облизала сухие губы, чувствуя засохшую соль в уголках. — Пить хочу.
— Иди ко мне, — предложил он насмешливо, — я тебя напою.
Она встала, поморгала — перед глазами плясали фиолетовые пятна. Поправила полотенце и подошла. Потянулась за лимонадом — закружилась голова, потемнело в глазах, и она упала бы, если бы дракон не поймал ее и не притянул снова к себе.
— Слишком много на солнце была, — пояснил он, проводя рукой по ее волосам — от ладони шла прохлада, и вспыхнувшая было боль уходила, растворялась. — Я забыл, что вам, людям, солнце может вредить. Пей, Ани-эна.
Она жадно пила, а Нории смотрел на нее, и принцесса чувствовала и его бедра под своими ягодицами, и его крепкую руку, поддерживающую ее за спину. И странный взгляд зеленых глаз, и то, как близко его лицо находится к ней.
Было тошно.
Она отставила стакан. Повернулась, встретившись с ним взглядом, нервно передернула плечами. Он улыбнулся краешком губ, проскользил ладонью по ее спине до затылка и притянул принцессу к себе. Жадно, как она только что пила воду, дракон пил ее, не позволяя вырваться, ласкал ее губы и обещал большее, и она отвечала ему так же жадно и беззаветно, совершенно утонув в его напоре, в игре его языка, в биении его сердца, в руках, движущихся по телу, в совершенно откровенном возбуждении. И когда ей стало казаться, что еще немного — и она просто растворится в нем, потому что нет в ней и никогда не было силы противостоять его мощи — пусть он и давал такую иллюзию, Ани испугалась. Дернулась. Открыла глаза, встретив дымчатый взгляд вишневых глаз и сжала зубы.
— Спи, Нории, — сказала она и успела еще увидеть, как буйствующая жажда в его взгляде сменяется яростью и пониманием.
Раскрылся. Поверил. Ментальная защита слетает в моменты сильнейшего испуга и безумной страсти.
— Спи, — добавила она, хотя в этом уже не было нужды. И разрыдалась от ломающей сердце боли.
Она быстро обмылась — слезы все текли и текли — связала в узел свою одежду, добавила туда бурдюк с водой. Постояла с закрытыми глазами, определяя направление. Кинула взгляд на спящего дракона, вытерла ладонью слезы. Перекинулась в белую верблюдицу и побежала. На север, к своей семье.
Четери снова ночевал у себя в доме, на своей земле. У него появилась навязчивая потребность возвращаться сюда.
Он поил землю своей силой и она отвечала побегами кипарисов, родниками и зелеными лугами.
И пусть каждый раз зеленая зона расширялась на какие-то пару десятков метров. Зато каждый раз удавалось оживить чуть больше, чем в прошлый.
Это было невероятно и подобного никогда не случалось.
Но он не мог не обращать внимания на изменения, происходящие с ним. Он стал быстрее. И в бою, и в полете — но только Владыки могли ускоряться так, как теперь мог он — мчаться стремительной стрелой, преодолевать за короткое время огромные расстояния.
Он стал сильнее ощущать наследие Белого Целителя: люди приходили к нему за помощью, и если раньше дар целительский был довольно слаб — все-таки он был воином, и в этом было его призвание, то теперь он лечил страшные ожоги, спасал от укусов змей и тарантулов. Выдыхался каждый раз, приходилось отпаиваться кровью и люди уже знали — идешь к дракону за помощью — бери с собой барана в жертву. Но все-таки лечил.
И ауры стал видеть четче. И отблески эмоций начал ощущать.
Если бы Чету не было бы больше сотни лет, если бы впереди было его совершеннолетие, то он бы решил, что в нем просыпается сила Владыки.
Но это было невозможно, потому что такого не случалось никогда.
И все же он должен был поговорить с Нории. Понять, что с ним происходит и почему.
Он прилетел домой рано, вымотанный, как никогда. Пока Владыка Истаила был занят на празднике Синей, пришлось вычищать гнездо песчаников — твари напали на рабочих, обошлось без жертв среди людей, но вот защищавшие их драконы были потрепаны. Слабаки, а не воины. Если бы остались в живых хотя бы пятеро из его Крыла, не приходилось бы все делать самому. Но они все погибли в проклятой горе.
Заснул рано — и проснулся чуть позже полуночи, опять переполненный силой, опять после сна о Светлане. Тяжелого сна, потому что не было в нем любви, а женщина была потухшей, тоскливой и потерянной. Он снова требовал — жди меня, но казалось, что она или не слышит его, или не верит ему.
Что это было — их связь? Или голос совести?
Кто оставил женщину на растерзание королевским палачам? Кто не подумал, что ее схватят и могут казнить за помощь им?
Какому тупоголовому дракону открыла глаза красная принцесса, воспринимаемая им не иначе, как суженая жертва на возрождение Песков?
Энтери говорил, что в Рудлоге нет смертной казни, но разве легче от этого? Нет большего стыда для мужчины — не суметь защитить свою женщину. И не нужно оправдываться приказами Владыки, потому что кроме приказов для воина есть еще кодекс чести, который превыше всего.
Блюди чистоту и во сне и наяву.
Сражайся каждый раз как последний раз в жизни.
Не предавай доверившихся.
Мастер Клинков, чувствуя, как пульсирующая в нем сила просится в землю, вышел из дома в темную, влажную южную ночь, подошел к кромке воды. Черным зеркалом блестело озеро, плескала мелкая рыбешка, и звучно стрекотали цикады. Посмотрел на свои руки, на тело — красные и зеленые линии орнамента светились так ярко, что ослепляли, отражались в воде, изгибаясь дрожащими дугами, сотворяя светящуюся дорожку, идущую навстречу лунной.