Королевская кровь. Книга третья
Шрифт:
— Сукин сын! — злобно рыкнул Люк в трубку.
— Но умеет использовать момент, согласись, — благодушно похвалил инляндского короля тидусс. — Жди требования принять титул в обмен на долг жизни. Он тебя держал все это время.
— И про титул знаешь, — проворчал Кембритч и вздохнул. — Курить хочу.
— Терпите, Ваша Светлость, — ласково произнес подполковник и с удовольствием послушал как матерится Кембритч в трубку. Да, ранение сделало его еще несдержаннее. — Могу подсластить пилюлю загадкой для ума. Хочешь?
— Давай, — Люк снова ругнулся, и Майло вдруг понял, что это не от злости — от боли.
— Как ты думаешь, какой королевский дом вероятнее
— Думаешь? — после некоторой паузы проговорил Люк.
— Серенитки и желтые слишком организованы под власть, — пояснил Тандаджи. — Так что тебе будет, чем заняться. Если решишь не шляться по бабам, а заняться делом.
— Какие бабы, — прохрипел Кембритч, — окстись, начальник, я несчастный инвалид. У меня даже язык заплетается. Хорошо, что эта тварь так удачно пырнула, а то чуть ниже — и вопрос о принятии титула для производства новых виконтов и маркизов был бы снят навсегда.
— Плохо, что ты в очередной раз, как идиот, полез геройствовать, — холодно сказал тидусс, — хоть и заработал себе медальку. Было бы грустно крепить ее на твою могилу. Так что ешь свой отварчик и думай, Кембритч. Я всегда на связи, если нужна будет информация.
Тандаджи положил трубку и подумал о том, что с неугомонными и не знающими дисциплины Высочествами Рудлог скоро полстраны будет носить ордена за их спасение. И что самое страшное в девицах Рудлог — то, что приходит им в голову, когда им оказывается нечем заняться.
Принцесса Полина и не подозревала о провидческих мыслях начальника разведуправления. Она снова бегала по парку и при этом просто изнывала от ничегонеделания. Все имеет свой предел, нельзя заниматься спортом целый день — да и какова цель пятидесятого круга? Подразнить охрану или довести до истерики парковых белок?
Без цели жить скучно, без азарта — неинтересно.
Но сейчас она вышла на пробежку, чтобы подумать. Почему-то мысли упорядочивались, и решения находились, и спокойствие приходило именно во время бега.
Она с грустью признала, что криминальный опыт оставил-таки на ней свой отпечаток — она привыкла к сложным задачам, к ловушкам и четкой, слаженной работе ума и тела, и теперь тосковала без знакомого напряжения.
Нет, ни за что на свете она не вернулась бы теперь к нелегальному прошлому. Но легальных задач никто не предлагал. Да и как отнесется к этому Демьян? Одобрит? Или запретит? А если запретит — сможет ли она пойти против?
Полли расстроенно пнула ногой позднюю сыроежку, улетевшую в прелую, уже почерневшую листву, и побежала дальше, по дорожке мимо оголенных, освещенных солнцем деревьев. Было хорошо и свежо; совсем скоро парк заметет снегом и он будет еще прекраснее, Василина, наверное, захочет возобновить традицию и на лужайке за дворцом построят целый снежный городок, и еще принесут в парк цветные фонари, отчего по вечерам снег будет отливать розовым, зеленым и лиловым, а заснеженные деревья будут выглядеть совершенно сказочно.
Она думала пойти учиться, чтобы хоть чем-то себя занять. К тому же королева без высшего образования — нонсенс, позор. Но куда идти, если до ее отъезда в Бермонт осталось чуть больше месяца? И какая специальность пригодится ей в ее новом статусе? Чтобы ей было интересно. И чтобы двигаться много…
От невеселых мыслей о своей будущей судьбе она плавно перешла к делам семьи. Вася правит, Маринка болеет, а когда не болеет-работает, Алинка с Каролиной учатся, а Ани и вовсе у драконов в плену. И только она ничем не занята. Навещает старую учительницу, анонимно перевела деньги
Кстати, о драконах. Ангелина упомянула в письме о давней войне Песков с Рудлогом. И Василина накануне, за ужином, рассказала, наконец, о разговоре с драконом во время посещения Теранови.
Алинка дулась, что ее не взяли, но слушала внимательно, как и все, сидевшие за столом. Полина тоже бы хотела посмотреть на пернатого ящера… и, может, попросить полетать на нем. Но она, в отличие от младшенькой, уже понимала, что политика выше личных интересов. Даже самых-самых желанных.
Ангелина просила найти всю информацию об отношениях их предка с драконами, о произошедшем конфликте, о Рубине, таинственном древнем артефакте, и Василина, покачав головой, сказала, что поиски сведений ведутся с момента похищения, и что удалось найти какие-то обрывки, косвенные упоминания, совершенно не проясняющие ситуацию. Такое ощущение, что по всей стране намеренно уничтожили все свидетельства о периоде войны. Исторических документов, записей современников, хроник, ведущихся монахами Триединого было очень много — но все они касались других временных отрезков.
То, что Иоаннесбургская библиотека сгорела, понятно, но обязательно остались бы копии хроник в библиотеках провинций, документы в архивах дворянских семей, свитки в храмовых хранилищах. Искали и в архивной части библиотеки дворца Рудлог. Но нет, ничего. Смотрители просматривали свитки и в их личном, семейном хранилище — огромном, укрепленном помещении в подвале дворца. Там бережно хранятся личные вещи всех Рудлогов от благословенного Иоанна Красного до их матери, Ирины Рудлог, дневники тех, кто их вел, записи, оригиналы хроник придворных летописцев, портреты, уникальные сохранившиеся подарки от глав других государств.
Личные записи были особо ценны. Предки были людьми разными, были и жестокие правители, и кроткие, хотя последних было крайне мало — Рудлоги всегда отличались несдержанностью и агрессивностью. И не будь записей, никто бы и не узнал, что краткий конфликт с Инляндией пару сотен лет назад случился не из-за «вероломного нападения инляндских баронов на нашу часть нейтральной полосы», а по позорной причине — далекий дедушка Вениамин был азартным игроком, и как-то под добрый инляндский ром проиграл тогдашнему Инландеру фамильную корону. Понятно, что эту причину не озвучишь народу. Как не будешь озвучивать то, почему младшую дочь того же Вениамина поспешно выдали за одного из недавно получивших титул баронов. Историки в учебниках подводили целую доказательную базу под то, что-де таким образом король добился поддержки могущественной прослойки военных дворян. А на самом деле барон, пусть новоявленный, куда лучше конюха, от которого принцесса ухитрилась понести. И Его Величество по этому поводу весьма нелицеприятно проходился.
Семья хранила свои секреты. И тем удивительнее было, что среди этих секретов не нашлось ответа на загадку исчезнувших хроник войны.
Был ведь в хранилище и портрет пра-прадеда, Седрика — невысокого беловолосого, крепкого мужчины с надменным лицом и почти прозрачными голубыми глазами, и его вещи, и целый сундучок со свитками с его личными записями. Но записи обрывались больше, чем на два года, и возобновлялись без всякого намека на то, почему был допущен перерыв. Или перерыва не было, и записи кто-то уничтожил? Или их спрятали? И лежат они себе где-то и истлевают, если уже не рассыпались в прах.