Королевские камни
Шрифт:
И ногти впиваются в кожу.
Надо дышать.
Успокоиться.
Взять себя в руки. Нет, ее нервозность в нынешних обстоятельствах понятна, но… Ийлэ не желает доставлять им удовольствие. Пусть и делают вид, что она им не интересна, но ведь смотрят же…
Она провожает взглядом шерифа и Гарма, а потом спускается в гостиную, где устроились Альфред с Видгаром… и возвращается наверх, к комнате Райдо.
Доктор там.
Он держит Райдо за руку, отсчитывает пульс. И так внимательно смотрит
У людей принято на Рождество подарки делать, и отец хотел доставить другу радость… фразу выбрал… что-то такое, пафосное, про тех, кто держит жизнь в руках… не жизнь, но всего — навсего часы. Жизнь бы ему Ийлэ не доверила.
Ниру жаль.
Она отца любит. И эта любовь понятна, хотя и странно — неприятна, и заставляет Ийлэ отворачиваться. Она не хочет видеть Ниру рядом с этим человеком.
Он же шевелит губами и руку щупает.
Склоняется над постелью, низко, будто желая поцеловать. И думается, что Райдо вряд ли обрадовался…
Без сознания.
Мечется, как в бреду. И простыни мокрые. На висках, что пот, что серебряная сыпь живого железа, которая то расползается, то почти исчезает.
Он должен был лишь пропотеть… пропотеть и только.
Доктор оттягивает веки.
Белые глаза. Красные нити капилляров. Зрачки сужены. И Райдо смотрит на доктора, но не видит.
— Все куда хуже, чем я предполагал…
…сонная трава.
…и корень белокрыльника, который вызывает подобие лихорадки, но лишь подобие.
— Это еще не агония, но почти… почти… я сожалею, — он отступил и руки вытер.
— Он… умрет? — Нира задала вопрос шепотом, точно это могло что-то исправить.
…корень белокрыльника — не яд.
Его и детям дают, когда надо, чтобы дети пропотели… на кончике ножа… а Ийлэ две ложки… или три? Райдо ведь большой и… он молнию вынес, а с белокрыльником как-нибудь да справится.
Должен.
— Умрет, — жестко ответил доктор. — Как я и говорил.
Вот в чем дело. Он не ненавидит Райдо, хотя ненависть Ийлэ поняла бы. Он просто хочет быть прав. И не важно, что из-за этой правоты кому-то придется умереть.
Не важно.
Надо просто дышать.
И уйти. Тихо, пока доктор не обернулся, пока не спросил… не сказал чего-то, что сделает дальнейшее молчание Ийлэ невозможным.
Она не успела прикрыть дверь.
— Я редко ошибаюсь.
Редко.
Быть может, Ийлэ несправедлива и он действительно неплохой доктор… его ведь ценят… и приглашают… впрочем, кого еще приглашать людям, если иного доктора в городке попросту нет?
Она не успела спрятаться.
— Ийлэ! — Альфред просто появился.
У него порой получалось просто появляться, словно бы из ниоткуда. Шагнул, руки раскрыл, пытаясь обнять, но Ийлэ ускользнула.
— Злишься? — он улыбался широко и радостно.
Ему улыбка шла.
И маска веселого славного парня, которую прежде Ийлэ принимала за лицо.
— Не злись, дорогая, что было, то было… прошлое имеет куда меньшее значение, чем это принято считать. Будущее куда как важней.
Он перестал улыбаться.
— Поговорим?
— А есть о чем? — молчать больше не получалось.
Уйти?
А если он скажет что-то действительно важное?
— О нашем с тобой будущем.
Альфред наступал, заставляя Ийлэ пятится. Шаг и еще шажок… в доме безопасно… он не посмеет тронуть ее здесь.
— А у нас есть будущее?
Не стоит бояться.
Он просто… просто играет… как тот, который… только он не решится ударить. Конечно. Сын мэра и будущий мэр не бьет женщин…
— Тебе решать.
Прикосновение пальцев к губам, точно Альфред просит помолчать.
— Ты же умная девочка, Ийлэ… ты понимаешь, что скоро твой покровитель… уйдет в мир иной.
— Муж.
— Что?
— Не покровитель, — поправила Ийлэ. — Муж.
Остановилась.
До тупика еще шагов пять, но Ийлэ больше не позволит загонять себя в тупик. И со страхом справится. Должна справиться.
— Муж? Ах да… я в курсе… я сам выправил ту бумагу… и еще кое — какие… интересные. Конечно, передать их не успел… а теперь, глядишь, и не понадобятся.
Он стоял слишком близко.
Разглядывал.
— А ты изменилась.
— Странно было бы, если бы я не изменилась.
— Конечно, — Альфред провел пальцем по ее щеке, и прикосновение это заставило замереть.
Не ударит.
Не тронет.
Пока.
— Все меняются… но я помню, какой очаровательной ты была… не девочка — статуэтка… белая — белая… мотылек, — его взгляд затуманился. — Тогда я понял, как ты мне нужна…
Дыхание тяжелое.
И пахнет зверем. Странно, он ведь человек, а люди… люди — не звери. Не этот.
— Настолько нужна, что ты меня бросил?
— Прекрати, Ийлэ, — Альфред поморщился. — Неужели ты думаешь, что если бы был иной… вариант, я бы оставил тебя им?
— Значит, не было?
Захотелось закричать. Громко, голос срывая, но чтобы он, Альфред, да и все те, кто в доме ее собрался, услышали, наконец.
Поняли.
Она, Ийлэ, не игрушка. Она живая!
— А что ты хотела, чтобы я сделал? Заявился сюда, — он провел мизинцем по стене. — И потребовал тебя отдать? Если же не согласятся, пригрозил бы… ах да, чем бы я мог им пригрозить? Жалобой?
Ийлэ молчала.
— Или мне следовало взять парочку арбалетов и сыграть в героя? Тогда бы у тебя осталась обо мне светлая память… светлая память — это много… что скажешь?