Королевский дуб
Шрифт:
Мартин замолчал и спокойно посмотрел на меня. То же сделали Риз и Скретч. Я не слышала, как Том двигался по кухне, в комнате царило безмолвие, за исключением треска огня в камине и музыки из динамиков.
— Исполнять ритуалы вместе с вами? — повторила я как попугай. Мой голос звучал низко, я ощущала некую заторможенность. Что он только говорит?
— У нас есть целый ряд ритуалов, которые мы исполняем, чтобы поддержать реку Биг Сильвер, леса и болота вокруг нее чистыми, непорочными, защищенными от вреда, — объяснил Мартин просто. — Мы верим, что это возможно, и методы, которые мы разработали за многие годы, являются наилучшими для выполнения наших задач. Мы не всегда добиваемся успеха, но наши достижения все же заслуживают похвалы. По некоторым очень основательным причинам мы заключили, что ты обладаешь теми дарованиями, которые нам хотелось бы добавить к нашему арсеналу, если ты согласишься.
— Дарованиями? — недоумевала я. — Какими?
— Я думаю,
Я пристально посмотрела на Мартина, Риза Кармоди и Скретча Первиса. В сторону кухни я смотреть не могла. Во мне разливалось огромное, все разрастающееся огорчение; как я ни старалась, я не могла удержать это чувство. Значит, Том был просто сумасшедшим. Этот красивый смуглый человек, смеющийся, танцующий, своей любовью вернувший меня к жизни и живший в зачарованном лесном доме, был ненормальным. Нет, он не был заворожен чарами лесов, он был обыкновенным сумасшедшим. Все они были помешанными, как я не понимала этого раньше?!
— Значит, все вы поклоняетесь лесам? — уточнила я. — Вы верите, что обладаете силой, способной защитить их? Вы совершаете ритуалы и все такое?..
— Да, мы совершаем ритуалы, — мягко подтвердил Мартин, не сводя с меня глаз. Я знала, что он понял мое недоверие и печаль. — Мы не просто боготворим леса, это было бы слишком большим упрощением и заносчивой самонадеянностью, которую мы не можем себе позволить. Но мы живем, или стараемся жить, соблюдая определенный обет, так будет лучше сказать. Мы считаем, что очень важно жить с чувством почтения в самом центре нашего существа, и мы не находим ничего столь же достойного почтения, как дикая природа — река, леса и животные. Мы не верим, что сами можем обладать властью — ею обладают ритуалы, или, скорее, то, что они вызывают. Ведь ритуалы являются воплощением охотничьих и лесных мифов всего мира с самого его возникновения, и именно эти мифы и обладают подлинной властью. Именно легенды говорят о той силе и том знании, которые не могут постичь наши умы, но о которых знают наши сердца. И наша плоть. Мы считаем, что мир остро нуждается в этой истинной и самой правильной власти. Но никакие иные пути, известные нам, включая ортодоксальные религии, не смогли открыть для постижения эту власть. Поэтому мы используем то, что считаем самой реальной и верной силой в мире, чтобы защитить то, что находим самым важным, — дикую природу. Девственную природу. Леса. Это не такая уж древняя концепция. Кто-то — мне кажется, Юнг — утверждал, что леса — это метафора для самой неизменной добродетели и истины, известной нам, это наше подсознание. Конечно, он также называл это Богом. В этом смысле, пожалуй, мы и поклоняемся лесам. Но не в слепом и прямолинейном смысле, как, мне кажется, ты полагаешь. Мы считаем, что это единственный праведный путь жизни.
Мартин улыбнулся мне.
— Мы надеялись, что наше присутствие, когда ты… немного познакомишься с нашим образом мыслей, будет полезно для всех нас. Мы считали, что тебе будет труднее поверить в то, что все четверо свихнулись совершенно одинаково.
В этот момент я бросила взгляд в направлении кухни. Том стоял, прислонившись к дверному косяку, потягивая виски и глядя на меня. Его лицо было доброжелательным и спокойным. Но он не улыбался. Он просто наблюдал. Вдруг Том подмигнул мне.
— О Господи, — воскликнула я, чувствуя себя побежденной, и уронила лицо в ладони.
В тот момент я поняла, что Том безнадежно нормален, так же, как и я, так же, как и остальные мужчины, сидящие у огня. Безнадежно нормальны и обречены оставаться таковыми. Мне просто предстояло найти способ, как пристроить осознание всего происходящего к знакомому мне миру и залатать мою жизнь вокруг дыры, которую сотворила сегодняшняя ночь; практически мне предстояло поверить в невозможное. Неизбежность утомления, которое мне придется испытать, почти парализовала мое тело.
Я подняла голову и посмотрела на Тома. Теперь он улыбнулся.
— Как вы нашли друг друга? — спросила я. — Как вы объединились… и стали такой командой?
— Я рассказывал тебе о моем отце, говорил о том, как он учился у своего отца, тот — у своего, моего прадеда, а тот, в свою очередь, постиг науку лесов в Германии. У великих знатоков леса, я думаю. К моему великому стыду, Герман Геринг тоже был „человеком леса". Мне кажется, наиболее… мистические стороны нашего знания — ритуалы и тому подобное — возникли в результате чтения и слушания историй, которые рассказывали мой отец и дядя Клэй — северные, греческие и скандинавские мифы. Затем я открыл сэра Джеймса Фрейзера и прочел у него, что одни и те же лесные, охотничьи мифы и мифы о животных в значительной степени были распространены во всех культурах во все эпохи истории. Потом я подружился с Марти, а он познакомил меня с работами Джозефа Кэмпбелла. [85]
85
Автор монографий „Маска Бога", „Герой с тысячей лиц", где исследуются проблемы мифа.
— То есть жизнь по законам „ты"? — спросила я.
— Совершенно верно, — подтвердил Том.
— Сколько же вас всего? — робко поинтересовалась я, прекрасно понимая безумие своих слов.
— Не знаю, — ответил Том. — Мы рассеяны по всему миру. Из того, что мы читаем и что нам известно, можно заключить, что подобные нам люди были всегда. А сейчас, когда наши наука и технология, кажется, не в силах больше помочь, я возьму на себя смелость утверждать, что нас больше, чем когда-либо. Нас, возвращающихся к пониманию древнего значения дикой природы и действующих по ее старым законам. А в наших краях? Я бы сказал, что только мы четверо. Мы бы знали, если бы нас было больше. Мы бы нашли друг друга. Большинство людей, бывающих в лесах, — это богачи и яппи, они участвуют в больших охотах, стреляют из мощных винтовок, стоящих бешеных денег, мажут лица оленьей кровью, хвастают у бивачных костров, пока не напьются виски по пятьдесят долларов за бутылку. Но они не знают секрета. Они полагают, что имеют некоторые сведения о лесах, о группах людей, о ритуалах и старых обрядах, но на самом деле они не знают ни черта. У них есть загонщики, собаки, носильщики ружей, „лендроверы" и снаряжение стоимостью в десять тысяч долларов, а на свои деньги они способны купить любую крупную фирму, но, если им придется в одиночку остаться ночью в лесу, они ударятся в панику, а через неделю лесной жизни просто погибнут. Большинство из них с великим удовольствием застрелили бы в качестве трофея старого козла у какого-нибудь фермера и привезли бы его на капоте своей машины, если их не остановить.
— Но ты же участвуешь в таких охотах? — заметила я. — Ты сам говорил, что принимаешь участие в охотах твоего дядя Клэя. Кое-кто из этих людей — твои друзья или, по крайней мере, люди, с которыми ты вместе вырос.
— Да, некоторые из них инстинктивные „люди леса", — ответил Том. — Они чувствуют… его образ и тайну, но они ничего не познали. Они в порядке — они прирожденные охотники. С ними хорошо отправляться в леса. И они многое бы поняли, если их научить. Но большинство этих людей никогда не захотят учиться. Потому что другое большинство, среди которого вращаются эти люди, приезжает из больших городов дважды в год, отращивает бороды, стреляет по всему, что движется в лесу, напивается допьяна, неприятно пахнет, рассказывает всякие небылицы и преследует совершенно иные цели. Конечно, они поступают очень мужественно: они как бы заявляют городу и галстучникам, а главное — их женщинам: „Плевать я на вас хотел, вы мне не нужны. Здесь, в глубине лесов, я — царь. Здесь, в дебрях, мне стоит только поднять руку — и что-то нибудь падает мертвым!"
— Разве это так плохо? — спросила я. — Не для тех, кого убивают, а для других? Для городских парней, играющих в мужество в лесах?
— Само по себе это не плохо. Просто леса не предназначены для этого.
— Не думаю, что когда-либо пойму все это, — безнадежно заявила я. — И не думаю, что когда-нибудь научусь жить по законам дикой природы.
Впервые в разговор вступил Риз Кармоди. Он обладал приятным голосом — низким, сухим и лишь слегка невнятным из-за выпитого виски. У него также была приятная улыбка.
— Может быть, ты и не поймешь, — сказал он. — Возможно, это и не имеет значения. Но имеет значение то, что ты сознаешь, почему это нужно нам. Почему это должно существовать. Почему кто-то должен стараться, чтобы все продолжалось. Я думаю, со временем ты поймешь. Это абсолют, последняя абсолютная истина, которая осталась у нас. Мы не привыкли иметь дело с абсолютами — поэтому вначале тебе так трудно. Но мы все уверены, что ты придешь к пониманию. С самого начала мы увидели в тебе то, что потом подтвердил Том. Ты обладаешь неким свойством абсолютности. Потенциалом величайших обязательств. Ты способна полностью отдаваться делу и чувствовать ответственность за него.