Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках
Шрифт:
Двор французского короля XVII в. в литературе называют элитарным социальным институтом, центром политической и культурной жизни страны, венцом централизации государства (Н. Элиас). Эволюция королевского двора представляется особо важной[89]составной частью эволюции французского абсолютизма, потому что процесс укрепления королевской власти неизбежно порождал рост социально-политической роли двора, от позиции которого зависела обстановка в стране и за ее пределами. Королевская власть, лишая благородное сословие прежних политических привилегий, активно привлекала его ко двору, предоставляя возможность дворцовой, военной и административной службы, что позволяло ей использовать двор как главное средство контроля за вторым сословием, главным источником социальной нестабильности во Франции. Как уже подчеркивалось, эта функция двора и усиление власти короля над дворянством подверглись серьезным испытаниям во второй половине XVI в., когда развернулись
В момент покушения на Генриха III двор, о чем говорилось выше, уже не представлял единого целого: часть его находилась в Сен-Клу, военной резиденции короля, другая вместе с королевой Луизой Лотарингской в Туре, остальная оставалась в Париже. За несколько часов до своей смерти Генрих III встретился с Генрихом Наваррским, которого, согласно мемуарам канцлера Шеверни, «объявил действительным и законным наследником короны, приказав всем принцам, главным коронным чинам, военным и слу-[90]жащим своего дома признать его и служить ему как своему преемнику». Придворные Генриха III, после его похорон в Компьене (королевская усыпальница Сен-Дени находилась под контролем Лиги), частично примкнули к Генриху IV, частично разъехались по своим замкам.
Двор Генриха IV в 1589-1594 гг. представлял собой боевых соратников нового короля и перемещался вместе с ним по Франции, участвуя в сражениях с Лигой и располагаясь в военных лагерях. Мало что известно об обслуживающем персонале монарха, но можно предположить его немногочисленность. Костяк армии Генриха IV составляли дворяне разных вероисповеданий. Новый французский король всячески привлекал к себе прежних придворных Генриха III в целях укрепления своего положения и организации власти. Географию перемещения «военного двора» Генриха IV можно проследить по сохранившимся решениям Королевского совета, который заседал, сопровождая короля по разным городам и весям, начиная от лагеря близ Руана в январе 1592 г. до Парижа, который открыл ворота победителю в марте 1594 г. Столица действительно «стоила мессы».
Воссоздание двора и дома короля началось сразу же после вступления Генриха IV в город: уже в июне этого года последовало распоряжение, регламентирующее выплату жалованья служащим королевского дома (впервые с 1589 г.!), а немного ранее вновь был организован отряд из сотни почетных дворян монарха. Приняв католичество, Генрих IV сумел восстановить в Лувре дворцовую церковь своего предшественника, разыскав принадлежавшую ей утварь, благодаря[91]чему была налажена служба главного раздатчика милостыни Франции, самого влиятельного прелата страны, исполнявшего роль епископа двора. А вообще, главная резиденция Валуа — Лувр — была основательно разграблена и распродана в свое время лигерами, причем большую часть мебели и прочих предметов материального быта разыскать не удалось.
Как мы видели, строгий регламент двора последних Валуа и его новая организация шли вразрез с устоявшимися представлениями дворян об их прежнем поведении при дворе, о том, что король — лишь первый среди них. Многие уезжали в свои замки, вступали в Католическую Лигу, бросая придворную королевскую службу, которая ограничивала их независимость и накладывала определенные обязательства. Многие дворяне, сохранявшие рыцарско-феодальный дух, отказывались принимать придворную жизнь, всецело подчиненную королю. Они чувствовали себя обиженными королевским церемониалом, который содержал только четкие, расписанные по часам обязанности членов двора и совершенно игнорировал какие-либо традиционные права придворных, возможность обращения к королю без многочисленных условностей. Для гордого французского дворянства дворцовые строгости при полном политическом бессилии Генриха III казались оскорбительной прихотью монарха, который к тому же совсем не напоминал традиционного короля Франции, скорее наоборот. Этим в том числе объясняется резкое, полярное разделение французского дворянства на друзей и врагов короля.
Однако длительные, почти сорокалетние гражданские потрясения расставили иные акценты. Значи-[92]тельно поредевшее (приблизительно на треть) дворянство было разорено и устало от постоянных войн. Второе сословие переживало очевидный моральный и психологический кризис. Бывшие придворные с сожалением вспоминали «золотой век» — утраченную роскошь, изысканность и высокую культуру прежней династии, придворные празднества и внешнее великолепие двора. Постепенно приходило осознание того, что, поступаясь своей независимостью при дворе, подчиняясь правилам его жизни, можно приобрести гораздо большие блага, нежели находясь вдалеке от него. Дворяне все более понимали суть придворной фортуны,
Утверждение в Париже сильного короля, который энергично взялся за организацию власти, восстановление двора и своего дома, повлекло за собой стремление дворянства не упустить возможности овладения выгодной придворной или военной должностью. В 1595—1596 гг. в Париж съехались все, кто когда-либо состоял в штате покойных королей, королев и членов их семей, с претензией на восстановление в прежних должностях (несколько тысяч человек). Генрих IV и сам приглашал дворянство ко двору, поскольку всеми путями пытался подчеркнуть преемственность двора своего предшественника со своим собственным. Смена династии во Франции, событие чрезвычайное, совершившееся при трагических обстоятельствах, неизменно поднимало вопрос о легитимности нового короля. Первый Бурбон, несмотря на свое бесспорное право на корону, мог чувствовать себя достаточно уверенным лишь при поддержке всего французского дворянства. Желание короля восста-[93]новить двор, сердце страны, совпало со стремлением дворянства находиться при монархе, источнике социальной стабильности и национального благополучия. Привлекательность двора заставляла дворянство мириться даже со скудным и нерегулярным жалованьем, которое выделялось придворным 1590-х годов ввиду финансовых затруднений короны.
Генрих IV хорошо понимал, что воссоздание королевского двора несомненно усилит позиции монарха и поможет урегулировать религиозно-политический конфликт в стране. Обустройство двора означало умиротворение дворянства, а лояльное короне дворянство являлось главной гарантией мира во Франции. Расчет короля оказался весьма и весьма точным: уже в 1598 г. был издан Нантский эдикт, завершивший гугенотские войны, подписан Вервенский мир с Испанией и состоялся первый большой бал в главной зале Лувра, где «самые красивые дамы и обходительные кавалеры поражали иностранцев французской любезностью". Возрожденный двор, однако, поставил перед монархом проблему, с которой в свое время столкнулись короли прежней династии: число желающих состоять при королевской персоне и членах его семьи превысило в несколько раз (!) количество возможных мест согласно традиционному дворцовому штату. Двор не помещался в Лувре; средств на обеспечение жалованьем придворного штата образца даже 1589 г. не было. Королю пришлось предпринимать шаги по сокращению служащих и реорганизации структуры двора.
Уменьшение числа занятого на придворной службе персонала было необходимо, поскольку, пользуясь моментом становления двора, в его штат затесалось[94]много дворян, которые только формально числились на службе, получая жалованье. К тому же с восшествием на престол первого Бурбона королевская семья пополнилась многочисленными родственниками этой фамилии, в одночасье ставшими принцами крови, окружение которых также стало частью двора. Придворные занимались активной спекуляцией должностями и их продажей благодаря своему контролю за нижестоящими службами и практике совмещения нескольких постов в одних руках. Королю предстояло, не обидев дворянство, суметь реформировать двор.
Общее направление регламентов Генриха IV (1597, 1599, 1610 гг.) заключалось в удалении от непосредственной дворцовой службы старых служащих, тех, кто фактически не исполнял свои обязанности по штату, занимая номинальную должность, а также злостных нарушителей запрета на куплю-продажу придворных вакансий, «ради прекращения беспорядка и неразберихи в доме короля». Вместе с тем король оставлял за большинством отстраненных от реальной службы дворян право приезда ко двору (или постоянного пребывания без всякого содержания) и даровал им ряд привилегий. Добровольно отказаться от должности обязаны были прослужившие в доме короля более двадцати лет. Правда, они имели право передать свою службу близкому родственнику (сыну или племяннику), что закрепляло складывающуюся традицию наследственности должностей. Вдовы тех, кто был занят в штате членов семьи Генриха III, могли получать пенсии за своих мужей в случае представления убедительных доказательств о притворной службе последних.[95]Тенденция 90-х годов XVI в. сохранения короной за служащими любого ранга их льгот, дарованных прежними королями, продолжалась и расширялась в начале XVII в. С одной стороны, это была уступка Генриха IV многочисленным требованиям и прошениям о милостях старых служащих двора, сокращенных по штату, с другой — налицо было желание короля еще более поднять авторитет двора, продемонстрировать его преемственность с двором Валуа. Эдиктом 1605 г. Генрих IV утвердил право бесплатно столоваться при дворе (droit de commensalite) служащим дома царствующей королевы, детей Франции, тем, кто был занят в штате Екатерины Медичи, его первой жены Маргариты де Валуа, герцога Франсуа Анжуйского, брата Маргариты и Генриха III, а также членам дома герцогини Екатерины де Бар, единственной сестры царствующего короля, принца Генриха де Конде, первого принца крови, и герцогини Дианы Ангулемской, незаконной дочери Генриха II.