Королевский гамбит
Шрифт:
— Ты меня заинтриговал.
— Правда? Мне еще никогда никто этого не говорил. И уверяю тебя, никого на свете мне не хотелось заинтриговать так, как тебя.
Только потерявший голову юнец мог нести подобный вздор.
— Еще бы, променять военную славу на скучные обязанности чиновника!
Я никак не мог разобрать, что сквозило в ее голосе — легкий дружеский укор или злая насмешка.
— Хоть они и скучные, зато относительно безопасные. А быстрый путь к власти и славе зачастую сокращает жизнь.
— Но в наши дни жить в Риме далеко не безопасно, — произнесла она довольно серьезным тоном. — И наш прославленный консул Помпей недурно воспользовался своими военными походами.
— Во всяком случае, избавил себя от нудной бумажной работы, — согласился я.
Некогда, на заре его скороспелой карьеры, удивительному юноше-полководцу, не служившему даже квестором, поручили охранять командующего армией. Теперь ему было тридцать шесть, и он стал консулом. Наряду со своим партнером Крассом он одержал победу на выборах, используя самый простой и надежный прием, а именно: расположил свои легионы в окрестностях Рима.
— Да, теперь ты совсем другой. Но мне это очень даже по вкусу. Я шла домой с Капитолия и вдруг увидела, как ты тренируешься. Поэтому решила воспользоваться случаем, чтобы передать приглашение.
— Приглашение?
Я был просто в восторге.
— Да, сегодня вечером мы с братом устраиваем прием в честь одного гостя. Надеюсь, ты не откажешься почтить наш дом своим присутствием?
— Весьма польщен твоим приглашением. Разумеется, я приду. Но кто он, этот гость?
— Один родовитый иноземец. У него с моим братом заключено соглашение о взаимном гостеприимстве. Он достаточно известная личность. Поэтому не желает выдавать своего присутствия, опасаясь врагов в Риме. Я обещала Клавдию не разглашать его имени. К тому же вечером ты увидишь его сам.
— Что ж, с нетерпением жду встречи с загадочным путешественником, — не без некоторой беспечности произнес я.
Иностранные гости в Риме были далеко не редкостью, поэтому то обстоятельство, что кто-то из них прибыл сюда инкогнито, не слишком возбуждало мой интерес. Впрочем, я готов был встретиться с целой дюжиной занудных египтян или нубийцев, лишь бы еще раз повидать Клавдию.
— Итак, до вечера, — повторила моя собеседница, опуская покрывало.
Ее рабыня продолжала сверлить меня взглядом до тех пор, пока ее не окликнула хозяйка:
— Идем, Хрис.
Я прикинул, что у меня в запасе достаточно времени, чтобы посетить общественные бани, а также зайти домой и переодеться к торжественному ужину. Можно будет ради приличия и опоздать немного.
Я отправился в свое любимое заведение — маленькие бани неподалеку от Форума, которые не могли похвастаться палестрой или лекционными залами, а потому были избавлены милосердными богами от кряхтения борцов и монотонных речей философов. Здесь выдавали полотенца и масла, словом, было все необходимое, чтобы, нежась в горячей воде, можно было спокойно предаться размышлению.
Я до сих пор не мог прийти в себя от потрясения после встречи с Клавдией. Никак не мог поверить тому, что она так похорошела. Разумеется, до меня и прежде доходили кое-какие слухи о ней. Говаривали, что она быстро заслужила репутацию скандальной дамы, но в те времена для этого было достаточно всего лишь высказать свое мнение на людях. Во всяком случае, ничего предосудительного она не совершала.
Клавдии были людьми довольно странной и непростой породы. Будучи по происхождению сабинянами с примесью этрусской крови, они принадлежали к одному из старейших патрицианских родов. Именно этрусской составляющей объяснялась их семейная приверженность к мистицизму и всяким подозрительным культам. История семьи была ознаменована как прославленными патриотами, так и печально известными предателями. Один из Клавдиев построил прекрасную дорогу в Капую, которую назвал в свою честь. Другой представитель их фамилии утопил священных цыплят, вследствие чего проиграл сражение с Карфагеном. И тот и другой были типичными представителями своего рода. Впрочем, в данное время из всего семейства меня интересовал только один человек.
И вот наконец, вымытый, выбритый, чисто одетый и благоухающий ароматами, я предстал перед привратником городского дома Публия Клавдия Пульхра. Это был великолепный особняк, некогда принадлежавший богатому сенатору, который был казнен по проскрипционным спискам Суллы. Публий лично встретил меня в перистиле и от души приветствовал. Это был молодой красавец крепкого телосложения.
Он прослыл своевольным и отчаянным молодым человеком, который довольно быстро завоевал самую худшую в роду репутацию. Но это случилось позже. Однако мы с вами не будем забегать вперед и вернемся к событиям того достопамятного вечера, когда меня интересовала исключительно его сестра. Среди гостей было несколько преуспевающих молодых людей, в том числе Гай Юлий, никогда не упускавший возможности поужинать на дармовщинку, а заодно завязать полезные знакомства. Присутствовал и великий Цицерон, прославившийся своей обвинительной речью против Верреса. Он принадлежал к так называемым «новым людям», прибывшим в Рим из других земель и совсем недавно начавшим обретать известность. С одной стороны, этому способствовало вымирание в ходе гражданской войны старых римских семей, а с другой — их недостаточный интерес к продолжению рода.
Среди гостей я заметил круглолицего молодого человека. Судя по его одежде и особым образом выстриженной бороде, его вполне можно было принять за грека. Должно быть, это и был тот самый таинственный гость. С тех пор как Александр покорил азиатов, они настойчиво стремились походить на греков. Впрочем, едва в комнате появилась Клавдия, как я утратил всякий интерес к его персоне.
Я взял кубок с подноса, который проносил мимо меня раб, и собирался было завладеть вниманием хозяйки дома, когда очередной гость недвусмысленно дал мне понять, что желает со мной поговорить. Я чуть было не взорвался от негодования, с трудом подавив в себе этот порыв. Это был Квинт Курий, молодой сенатор, прославившийся своим до чрезвычайности распутным образом жизни. Молва приписывала ему все существующие в природе преступления, за исключением разве что предательства. Впрочем, возможно, оно также имело место еще до начала его головокружительной карьеры. После того как мы обменялись обычными приветствиями, он сказал:
— Странное сборище, не находишь?
С этим замечанием трудно было не согласиться.
— Взять хотя бы этого Цицерона, — продолжал он. — Как удалось этому ничтожеству, невесть откуда появившемуся в Риме, сделать себе имя в обществе?
— Между прочим, — заметил я, — он родом из Арпина.
Курий передернул плечами:
— Отродясь не слыхал ни про какой Арпин. Гай Юлий, разумеется, другое дело: хоть он и не римлянин, зато на вид хоть куда. Можно сказать, почти респектабелен. Что же до Луция Сергия Катилины, то за ним нужен глаз да глаз. А это что еще за пародия на грека? Не знаешь, часом, кто бы это мог быть?
Теперь настал мой черед пожать плечами:
— У восточных правителей нередко бывают учителя-греки. Очевидно, юный Клавдий оказал гостеприимство одному из них.
В этот миг я с облегчением заметил, что ко мне на помощь идет Клавдия.
— Курий, не позволишь ли мне похитить у тебя ненадолго Деция?
Она взяла меня за руку, а когда мы оказались на безопасном расстоянии от моего бывшего собеседника, добавила:
— Когда я увидела тебя рядом с этим типом, у тебя был такой несчастный вид, что я решила немедленно что-нибудь предпринять. Он ужасный зануда. Зачем только брат его пригласил?