Королевский гамбит
Шрифт:
Она приняла меня в гостиной. Напустив на себя хладнокровный и безмятежный вид, Клавдия сидела спиной к украшенной резьбой окну, так что ее силуэт тонул в ореоле солнечного света. Туника, сшитая из чрезвычайно тонкого материала, подчеркивала каждый изгиб ее тела. Небесно-голубой цвет одежды как нельзя лучше подходил к глазам ее обладательницы, равно как драгоценности из лазурита и сапфира, оправленные золотом. Клавдия целиком, до последнего дюйма, являла собой патрицианку, в которой не было даже намека на ту растрепанную вакханку, которую я видел в последний раз.
— Деций, как я рада тебя видеть, — проворковала она на редкость заискивающим тоном.
Я почувствовал внутри предательскую дрожь: словно кто-то коснулся слишком натянутой струны лиры.
— Мне очень жаль, что я явился к тебе в таком неряшливом виде.
— В последний раз, когда мы с тобой виделись, вид у тебя был еще неряшливей.
Лицо мое вспыхнуло, и я пришел в ярость, оттого что эта особа сумела вогнать меня в краску, как мальчишку.
— На Форуме произошла небольшая заварушка. С участием твоего братца и его головорезов.
Лицо Клавдии внезапно обрело суровость.
— Что ты с ним сделал?
— Ничего особенного. Возможно даже, он выживет. Несмотря на то, что вовсе этого не заслуживает. Его дружки скоро принесут его сюда. Хотя им следовало бы для начала доставить его к врачевателю.
— Чего ты добиваешься, Деций? Я не могу на тебя тратить много времени. Ты уже вне игры, понял? Ты мог бы в нее войти, если бы не избрал роль дурака. Теперь тебе не на что рассчитывать. Выкладывай, чего ты хочешь. И покороче.
— Игра? Вот как ты это называешь?
Она метнула на меня исполненный презрения взгляд.
— А как же еще? Это величайшая игра в мире. Игральная доска состоит из королевств, государств и морей. Люди в ней всего лишь фишки, которых либо вводят в игру, либо из нее выводят. Все зависит от прихоти или ловкости игроков. — Она на миг запнулась. — И конечно, не последнее место занимает удача. А она весьма переменчива.
— Фортуна — богиня довольно капризная, — сказал я.
— Я не верю в богов. Если они и существуют, им все равно нет никакого дела до того, что делают люди. Я верю в случайность. Это делает игру интересней.
— Выходит, ты питаешь пристрастие к такого рода играм? Очевидно, игра в кости, скачки и гладиаторские бои тебе слишком наскучили?
— Хватит строить из себя идиота. В мире нет ничего, кроме этой игры. А наградой в ней служит несметное богатство и власть. Такое богатство, которое даже фараонам не снилось. Такая власть, какой не было даже у Александра. Империя, которую мы построили при помощи наших легионов, — самый поразительный пример навязывания воли вождя во всей мировой истории.
— Ее строят не римские легионы, — возразил я, — а приспешники одного-двух десятков полководцев. Четыре-пять наиболее могущественных из них, как правило, являются смертными врагами. Они куда больше стремятся к тому, чтобы перерезать друг другу глотки и украсть друг у друга славу, нежели расширить пределы Римской империи.
Губы Клавдии растянулись в широкой ослепительной улыбке.
— Так в этом и заключается игра. Она завершится, когда останется один человек, один победитель. Именно он и возглавит все легионы и Сенат. За ним будут стоять и патриции, и плебеи. Придет конец всяким партийным спорам и предательскому голосованию сенаторов за спиной вождя.
— Ты имеешь в виду повелителя Рима?
— Нет никакой необходимости давать ему этот титул. Как его ни назови, власть от этого у него не уменьшится. Он станет кем-то вроде прежнего персидского царя, только еще могущественней.
— К таким целям уже многие стремились, — заметил я. — Например, Марий, Сулла и другие. Но никто из них не достиг успеха. Независимо от того, скольких внутренних врагов они уничтожили.
— Они были плохими игроками, — спокойно сказала она. — Хотя и отличались беспощадностью и солдаты их боготворили, но им не хватало ума. Марий пытался продолжать игру, дожив до преклонного возраста. Сулла, выиграв ее, вдруг решил удалиться от дел. А это признак политического слабоумия. Мы же подходим к последним раундам великой munera sine missione, Деций. Из нее выйдет только один победитель.
— Прошу прощения, но я должен заметить, что таковым никогда не станет женщина.
Она разразилась мелодичным смехом.
— О, Деций, какой же ты ребенок! Мужчины и женщины играют разные роли в этой игре. Ты меня не увидишь в блестящих доспехах во главе легиона. Но когда она закончится, я буду сидеть на троне рядом с победителем.
Я уж было подумал, что она тронулась рассудком, хотя не исключено, что именно так и было. Клавдии были сумасшедшими по определению, но подобное состояние ума было свойственно не только им. Как я уже говорил, безумием страдала добрая половина моего поколения. Я сам не мог похвастаться, что обладал невосприимчивостью к этой болезни. Возможно, Клавдия была своего рода порождением времени.
— Если ты проиграешь в этой игре, тебе придется проститься с жизнью.
Она пожала плечами.
— Что это была бы за игра, если бы ставки не были так высоки?
— Иногда, — заметили, — трудно проследить за движением фишек по доске. Бывает так, что те, которые, как тебе кажется, вышли из игры, появляются на ней вновь.
В первый раз за все время самообладание ей изменило. Поначалу ей казалось, что она знает ответы на все вопросы. Но на этот раз, по всей очевидности, вышло иначе.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась она. — Ты несешь чушь.
Я достал амулет с изображением верблюжьей головы и, держа его на ленточке, протянул его ей.
— Так это была ты, Клавдия. Сначала я подозревал твоего братца. Потом Помпея с Крассом. Но как выяснилось, убийство Парамеда из Антиохии — твоя работа. Кроме того, ты приказала убрать Синистра и Сергия Павла. Все они жили в моем районе.
Лицо ее побелело, а губы задрожали. Но не от страха, который, как мне кажется, она была не способна испытывать, а от ярости.