Королевский путь
Шрифт:
Она и Франциск собирались, было, сесть на лошадей, когда Франциск, приложив руку к уху, неожиданно рухнул на землю.
Возникло замешательство, так как стало ясно, что король совсем плох. Мария опустилась на колени рядом с Франциском, и ее охватил дикий ужас, когда она увидела признаки приближающейся смерти. Екатерина стояла по другую сторону от сына. Это был короткий миг, когда замок открылся, и Мария увидела мельком истинное лицо итальянской женщины, лицо, которое она не видала никогда.
Екатерина понимала, что сын умирает, но Мария чувствовала, что она не испытывает
* * *
Мария сидела на второпях распакованной кровати. Франциск был слишком слаб, чтобы говорить, но он знал, что она здесь, и это успокаивало его. Изредка его обезумевшие от боли глаза обращались к ней, и с губ беззвучно падало единственное слово:
— Мария…
Марии было известно, что ее дяди торопятся в Орлеан, но она все же чувствовала себя в ужасном одиночестве. Ей хотелось прикрыть руками своего умирающего мужа и защитить его от невозмутимой женщины, которая скользила по комнате, пряча ликование, говоря слова утешения, принося успокаивающие. Неужели это правда, что мать может желать смерти сына? Неужели это правда, что ее собственная власть значит для нее больше, чем мальчик, который был когда-то частью ее тела? Мария не могла этому поверить. Об этой женщине ходили странные истории.
— Что-то надо делать! — страстно кричала она.
Она вызвала монсеньера Паре к себе. Она сказала, что хочет поговорить с ним наедине; но ее свекровь была в комнате, спокойная и полная решимости.
— Я — его мать, — сказала она. — Ты не можешь выставить меня.
— Месье Паре, — обратилась Мария к нему. — Я умоляю вас, сделайте хоть что-нибудь.
— Ваше Величество, я бы рискнул сделать операцию, но это может закончиться плохо. Однако, если операцию не сделать, король точно умрет.
— Я не допущу, чтобы мой сын напрасно страдал, — сказала Екатерина. — Я обязана переговорить с монсеньером Паре. Я хочу ясно представлять себе, что означает этот риск. Я не могу позволить моему сыну страдать напрасно. Я — его мать. Я сделаю все, чтобы защитить его от ненужной боли.
— Речь идет о его жизни, — запальчиво произнесла Мария.
Екатерина отвернулась к двери:
— Монсеньер Паре, королева — молодая жена, которая любит своего мужа. Она переполнена горем, и это горе сводит ее с ума. Монсеньер Паре, я — его мать. Я должна поговорить с вами наедине. Мне нужно точно представлять, что все это значит.
Врач закричал в отчаянии:
— Мадам, это шанс сохранить жизнь королю… но шанс ничтожный, вне сомнений. Необходимы действия, и незамедлительные. Есть малая надежда на успех, но, если не сделать ничего, он не протянет больше, чем несколько часов.
— Я не допущу, чтобы он страдал понапрасну. Мой сын… мой бедный маленький Франциск! Он именно мой сын, хотя и король.
— Мы теряем время! — в отчаянии закричала Мария. — Драгоценное время…
— Ты права, — сказала королева. — Мы не должны терять время.
Она взяла врача под руку.
— Сначала мне необходимо переговорить с вами, монсеньер Паре. Перед тем, как
Паре перевел взгляд с жены короля на его мать. Одна была молоденькой девочкой на грани истерики от горя, а другая — невозмутимой женщиной.
Екатерина вывела врача из комнаты.
Их долго не было, а когда они вернулись, прибыли и дяди Марии.
Мария в одиночестве сидела на кровати. Из горла короля вырывались хрипы. Когда вернулся Паре, Марии стало ясно, что уже слишком поздно что-нибудь делать, чтобы спасти Франциска.
* * *
В окошко тихо стучали снежинки, на улице стонал ветер. Все, кто был вокруг кровати, взирали на бледное лицо умирающего короля.
Кардинал, взяв молодого человека за руку, наклонился над кроватью. Присутствие смерти внушало страх даже кардиналу, и даже у кардинала зашевелилось внутри чувство раскаяния за все, что он сделал по отношению к умирающему мальчику.
— Повторяй за мной, — приказал он, как приказывал ему все эти годы, — Господь, прости мне мои прегрешения и не обвиняй меня, твоего слугу, в грехах, что вершились моими министрами моим именем и моей властью.
Бледные губы шевельнулись в попытке произнести хоть слово.
— О, Господь, услышь его, — взмолилась Мария. — Это не по его приказу воды Луары обагрились кровью. Он не приложил руки к тому, что свершилось в Амбуазе. Помни это и не вини Франциска.
Екатерина приблизилась к кровати и произнесла:
— Вот и все. Король умер.
Она была полна решимости управлять Шарлем, как Гизы управляли Франциском и Марией.
Мария в ужасе смотрела на нее, на ее белоснежные руки, сложенные на черном платье. Она наблюдала за ее усилиями изобразить скорбь на лице, которое начало вселять в Марию чудовищный страх.
* * *
Они в мрачной торжественности покидали эту комнату смерти, две королевы — вдовы, бок о бок.
Слезы медленно катились по щекам Марии. Ей хотелось лишь одного: добраться до комнаты, рухнуть на постель и чтобы никого не было рядом.
Они дошли до двери; Мария хотела, было, пройти, но ее остановил легкий удерживающий жест за руку — за спиной была Екатерина Медичи Она стала оттеснять Марию, протискивая грузное тело, как бы говоря, что Мария должна сейчас пропустить ее вперед, как когда-то Екатерина пропустила Марию…
И в этот миг Екатерина дала понять ей, что Мария больше не первая дама королевства. Вновь родилась звезда королевы Екатерины, а звезда королевы Марии упала.
ГЛАВА VI
Молодая вдова одиноко сидела в комнате, погруженной во мрак.
Лицо Марии было белее, чем белоснежный чепец; платье и туфли тоже были белыми. Комната освещалась лишь несколькими свечами и походила на склеп.
Мария поднялась, все так же погруженная в раздумья, и начала мерить шагами комнату, все плача и плача.