Королевство лунного света
Шрифт:
– Что привело тебя сюда? – спросила она, потому что это было единственное, что она могла произнести. Как она будет жить без него, когда останутся лишь одни воспоминания?
– Марселлус упоминал об этом месте. У нас в Хоукфорте есть обсерватория, ее построил один из моих предков, который не желал мириться с тем, что у нас слишком много пасмурных дней в году.
– В неблагоприятных условиях нужно ценить их постоянство.
– Такова реалистичная оценка шансов на успех. Она поняла: он говорил о них, и ее сердце еще больше сжалось. Но все же она решила спросить
– Почему ты не убил Дейлоса?
Вопрос заставил его попятиться. Он ответил не сразу.
– Я мечтал убить его, – тихо произнес Ройс. – Было время, когда я не думал ни о чем другом. Еще недавно не было и дня, когда бы я не представлял себе его смерть.
– И все же он жив.
– Не проси меня объяснить это, я все равно не смогу. Может быть, и нет, но она могла это объяснить. Настолько хорошо она его знала.
– Ты слишком благороден, чтобы убить безоружного противника.
Он жестоко рассмеялся.
– Я просто презираю жажду мести.
– Он жалкий трус. В какой-то мере жизнь, подаренная ему, – еще большее наказание.
– Возможно, но не мне теперь решать, жить ему или умереть. – Слегка удивившись своим следующим словам, он добавил: – И я этому рад.
Она воспряла духом. Если уж ей не суждено радоваться жизни вместе с ним, то по крайней мере она могла порадоваться за него.
– Ты теперь свободен.
Ее слова вызвали быстрый острый взгляд.
– Полагаю, что так, насколько может быть свободен человек. Жизнь привязывает нас к себе.
Он был прав, такова жизнь. Она вплетает в свое бесконечное полотно нити грез и разочарований, радости и печали ради определенной, но неизвестной нам цели.
Могла ли она питать надежду на то, что их нити еще переплетутся?
Приближался рассвет, озаряя бледную полоску горизонта.
– Ройс?..
– Атридис?
Это было выше ее сил, ведь именно это имя несло в себе напоминание о том, что стояло между ними. Оно пронзило ее насквозь, и из ее уст вырвался возглас досады.
– Было время, когда ты называл меня Кассандрой. И Ройс действительно прекрасно это помнил: и как глубокой ночью шептал ее имя, чувствуя тепло ее кожи, и как выкрикивал его в порыве страсти, и как бормотал его даже во сне. О да, он это помнил!
– Я знаю, кто ты, – заявил он.
– Не думаю. На самом деле, мне кажется, ты никогда даже не догадывался об этом, да и я никогда тебя не знала.
Она ждала, искренне надеясь, что он возразит ей, и на мгновение ей показалось, что так и случится. Но в этот момент что-то отвлекло его внимание. В сверкающем море появился корабль. Они видели, как он быстро и неуклонно приближается к Илиусу. В искристых лучах восходящего солнца ярко сверкала королевская эмблема Акоры в виде головы быка.
Алекс вернулся домой.
Принц Акоры поднял свой кубок. Пламя от горящих углей в камине и тонких восковых свечей в металлических канделябрах наполняло светом стеклянный бокал с золотистой жидкостью.
Алекс успел побриться на скорую руку. От солнца и морского ветра его кожа приобрела бронзовый оттенок. Растрепанные
– Тост, – произнес он.
Кассандра, как и остальные, посмотрела на него в ожидании. Они все собрались за столом в семейной гостиной. За окном на небе появились первые звезды. День, пролетевший незаметно, был на исходе.
Джоанна сидела подле мужа. Она выглядела растерянной и в то же время обрадованной. Она все еще не верила в то, что Алекс действительно здесь, и боялась, что он может исчезнуть в любой момент. Она нежно смотрела на него, и улыбка ее была полна любви.
Кассандра знала, что они успели насладиться лишь короткими мгновениями, проведенными вместе, перед тем как Алекс приступил к решению важных государственных дел. Алекс пытался быстро войти в курс дел и проблем, свалившихся на Акору после взрыва во время Игр. Сначала он встретился с Атреем, затем с Кассандрой и, наконец, с членами совета. Кассандра также знала, что в перерывах между этими встречами он несколько раз успел поговорить с Ройсом.
И только теперь, когда им удалось собраться всем вместе, Алекс мог подумать о чем-то другом.
– За американцев, – сказал он, усмехнувшись их удивлению. Но улыбка тут же сошла с его уст, и он торжественно продолжал: – И за их президента, мистера Джеймса Мэдисона, ибо по его распоряжению восемнадцатого июня сего года конгресс Соединенных Штатов посчитал разумным объявить войну Великобритании.
– Еще бы они этого не сделали! – воскликнул Эндрю. Он был доволен, что его предположения оказались правильными.
– Эта весть достигла Лондона, когда я готовился к отплытию, – продолжал Алекс. – Принни торжествует. Это его шанс сделать то, чего не смог сделать его отец: разбить мятежников и восстановить империю раз и навсегда. Ему, конечно, нужно также одержать победу над Наполеоном. Пока он будет решать эти две задачи, у него не останется ни людей, ни вооружения для какой-либо другой кампании. Любой, кто будет настолько глуп, чтобы сейчас побуждать Англию к вторжению на Акору, в скором времени окажется в Бедламе.
Он вновь поднял свой бокал, глаза его загорелись.
– Мы больше не являемся, и я говорю об этом с превеликим удовольствием, потенциальным объектом нападения. По крайней мере сейчас. С Божьей помощью мы добьемся того, чтобы это благословенное отсутствие интереса к нашей стране было постоянным.
Все рассмеялись над последними словами и вздохнули с облегчением, но затем Федра сказала:
– У нас есть друзья в Америке. Я надеюсь, это им не навредит.
– О, я бы не стал так беспокоиться об этом, – ответил ее муж. – Они уже удивили нас однажды, когда свершилось то, что они предпочитают называть своей революцией. Когда наши войска пришли на боле битвы, чтобы сдаться, солдаты напевали мотивчик песни «Мир перевернулся». Она хорошо отражает то, что произошло. Думается мне, что американцы еще не раз перевернут мир вверх дном. У них, кажется, истинный талант удивлять других, а главное – самих себя.