Королевство праха и костей
Шрифт:
С трудом разлепив тяжелые веки, я не сразу осознала, где нахожусь. Облупленные стены, узкая железная койка, колченогий столик в углу. Моя комнатушка для прислуги. Жалкая каморка, больше похожая на чулан.
Кряхтя, я приподнялась на локте. Голова раскалывалась как с похмелья, во рту стоял мерзкий привкус желчи. Все тело ломило, будто меня долго пинали ногами. Особенно остро ныла правая ладонь. Скосив глаза, с удивлением обнаружила, что рука уже туго перебинтована чистой тряпицей. Похоже, кто-то позаботился о ране, пока я была в беспамятстве.
–
Марта со стуком поставила кружку на столик и с неожиданной силой усадила меня на койку. Всплеснула руками, оглядев моё помятое лицо.
– Ну и видок у тебя, девонька! Краше в гроб кладут. Губа рассечена, скула распухла, синяки по всей шее. Видать, знатно тебя отделали, сердешная.
Марта сокрушенно покачала головой. А я трудом сглотнула, судорожно подбирая слова. Спину прошиб холодный пот. Неужто ей все известно? Знает, как меня едва не придушили словно бешеную собаку?
– Я… я сама виновата, – пролепетала, опустив глаза. – Сдуру полезла к господам, на рожон попёрла. Вот и получила за свою дерзость…
– Ой, дура ты, Аделька! – всплеснула руками Марта. – Кто ж супротив господ хвост задирает? Пикнуть не моги, коли жить охота. Молчи в тряпочку и улыбайся, что бы ни делали.
Она со вздохом поправила выбившуюся из-под чепца прядь, одернула передник. И, поколебавшись, добавила уже мягче:
– Да не кручинься ты. Не впервой господа прислугу лупцуют. То как жеребцы норовистые – все бы взбрыкивать да копытами брыкаться. Ничего, перемелется.
Я нерешительно кивнула, закусив губу. Выходит, Марта ничего толком не знает. Верит, будто я по дурости нарвалась на трепку. И слава богам! Одной проблемой меньше. Теперь бы еще от Николаса с компанией откреститься…
Но тут женщина вдруг нахмурилась и пристально поглядела мне в лицо.
– Одного только в толк не возьму. Это ведь я тебя тут нашла, в твоей каморке. Дверь была заперта, а ты без чувств валялась на полу. Да еще рука вон как перебинтована, будто кто позаботился. Сама, что ли, приползла да рану обработала, пока в беспамятстве была? Чудеса, да и только!
У меня похолодело внутри. Лихорадочно облизнув губы, я попыталась изобразить недоумение пополам с испугом:
– Н-не знаю я, Марта. Ничегошеньки не помню. Очнулась уже здесь, на койке, с забинтованной рукой. Думала, может, ты меня отыскала да о ране позаботилась…
– Да нет же! – нетерпеливо мотнула головой служанка. – Говорю ж тебе, сама тебя тут обнаружила, взаперти. И перевязка уже была. Видать, память тебе отшибло знатно. Ладно, чего уж теперь гадать. Небось, до утра оклемаешься.
Она со вздохом протянула мне дымящуюся кружку. В нос ударил горьковатый аромат трав.
– На-ка вот, выпей. Настой целебный, бабкин рецепт. Мигом на ноги поставит.
Я послушно отхлебнула обжигающее варево, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло. Марта одобрительно кивнула.
– Ты давай поправляйся.
Она еще раз смерила меня цепким, испытующим взглядом и, покачав головой, вышла вон. Щелкнул засов, и я осталась одна.
Несмотря на слабость и недомогание, лежать и отдыхать совсем не хотелось. Меня снедало лихорадочное желание действовать, искать ответы на вопросы, распутывать загадку своей мрачной сути. Покой казался непозволительной роскошью, бездействие – почти преступлением. И все же отлучиться даже ненадолго оказалось непросто. Едва переступив порог каморки, я тут же попалась на глаза зоркой Брунгильде. Старшая экономка смерила меня суровым взглядом, цепким, как коршун. Похоже, объяснения Марты её не слишком удовлетворили.
– Ишь, разлеглась тут, лентяйка! А ну, бегом на кухню – котлы драить, овощи перебирать! Нечего без дела шататься да глазеть по сторонам. Не потерплю лодырей и дармоедок!
Несмотря на жуткую боль во всем теле и путаницу в мыслях, ослушаться я не посмела. Сцепив зубы, поковыляла выполнять приказ.
Так потянулись мучительно долгие три дня, без единой секунды покоя и отдыха. С утра до ночи Брунгильда гоняла меня, как борзую, поручая самую грязную и тяжёлую работу. А стоило присесть хоть на миг, передохнуть украдкой – как тут же раздавался гневный окрик.
Лишь глубокой ночью, без сил повалившись на жесткое ложе, я позволяла себе недолгую передышку. Но даже тогда покой был зыбким и тревожным. Загадочный дар, вспыхнувший в крови ядовитой искрой, не давал забыться даже во сне. Он пульсировал в висках призрачным огнём, нашептывал невнятные обещания, дразнил своей близостью. Словно бы звал за собой – прочь от унылой рутины, навстречу неведомому.
Единственным лучиком надежды оставались редкие беседы с болтливой служанкой Кларой. Именно от неё я узнала, где находится не только заветная библиотека Академии, но и закрытое книгохранилище. Оно пряталось в дальнем крыле здания, тщательно охраняемое и запертое на замок. Лишь избранные члены Академии удостаивались чести посещать его, и то – в редких случаях. Говорили, там хранились самые древние, самые могущественные манускрипты, способные просветить или погубить неискушенный разум.
Но самое главное – Клара проболталась о секретном проходе, ведущем из прислужничьего крыла прямиком в закрытую часть. Якобы однажды, драя полы в коридоре, она случайно задела неприметный выступ на стене – и та бесшумно повернулась, явив узкую лестницу, уходящую круто вверх.
Конечно, сама Клара не рискнула соваться в подозрительный лаз. Зато я теперь знала, как попасть в желанное книгохранилище незамеченной! Мысль о бесчисленных фолиантах, хранящих тайны магии, будоражила и сводила с ума. Я грезила ими наяву и во сне, представляя, как перелистываю пожелтевшие страницы, вдыхаю запах пыльных переплетов. И всей душой рвалась туда – за ответами, за знаниями, за своим предназначением!