Королевство слепых
Шрифт:
«Она, вероятно, сошла с ума», – подумал коммандер. Накачалась наркотиком. Ведет себя самоубийственно. Безумно.
– Стало получше? – спросил Гамаш ровным голосом. – Выпустили желчь? Хотите еще кого-нибудь облевать?
– По крайней мере, я выбрала кого-то моих размеров, – сказала Амелия.
– Хорошо. И теперь мы можем говорить как разумные люди.
Голос Гамаша звучал спокойно, и коммандер чувствовал силу его личности. Гораздо более мощной, чем молодой кадет. Коммандер знал, что Гамаш, если захочет, может ее
Озабоченность. Гораздо более сильная, чем того требовал гнев Гамаша.
«Господи боже, – подумал коммандер. – Он хочет попытаться вразумить наркоманку».
Но коммандер ошибался.
– Мы сделаем вам анализ крови, – сказал Гамаш.
– Я не даю своего разрешения, – сказала Амелия. – И если вы меня не свяжете, никакой крови вы от меня не получите. А я вас засужу в жопу.
Гамаш кивнул:
– Понятно. – Он обратился к коммандеру: – Я предлагаю кадету Шоке выйти и подождать под наблюдением в коридоре, пока мы будем говорить.
Зазвонил телефон, и Мирна положила сэндвич с хамоном на круассан.
Из глубины кресла в ее книжном магазине она оглядела его. Потом, кряхтя, подняла себя на ноги и подошла к столу:
– Oui, all^o.
– Я говорил со старшим сыном – Энтони Баумгартнером. Он созвонился со своими братом и сестрой – они приедут к нему сегодня в три часа.
– Кто говорит? – любезно спросила Мирна, хотя и прекрасно знала кто.
– Люсьен Мерсье. Нотариус.
Из эркерного окна своего магазина Мирна Ландерс видела, как поднимаются кубики мягкого снега и сваливаются в общие массивные сугробы, которые окружали теперь деревенскую площадь. Они были так высоки, что Мирна теперь даже не видела, кто очищает деревню. Только ярко-красная лопата, а потом облако снега.
Ощущение такое, будто ей позвонил недавно образовавшийся горный хребет.
– Три часа, – повторила Мирна, записывая. Посмотрела на часы: половина второго. – Дайте мне адрес. – Она записала и адрес. – Я сообщу Арману, чтобы подъехал туда.
Мирна положила трубку и снова посмотрела в окно на небольшие снежные взрывы вокруг всей площади.
Потом позвонила Арману, назвала время и место встречи с семейством Баумгартнер. Доев последний сэндвич, Мирна направилась на улицу.
– Моя очередь, – сказала она Бенедикту, который теперь потел и мерз одновременно.
– Боже мой, – сказала Клара, налегая на лопату и обозревая еще не очищенную площадь. – Почему мы здесь живем?
День сверкал, на их носах висели капли, нижняя одежда прилипала к потным телам, а наружный слой одежды превратился в ледяную корку. Они выкапывали деревню из-под снега.
Мирна слышала рядом бормотания Клары. Каждое слово сопровождалось коротким пыхтением и целой лопатой снега.
– Барбадос.
– Сент-Люсия, – сказала Мирна.
– Ямайка, – последовал ответ.
– Антигуа, – одновременно произнесли обе, орудуя своими инструментами.
Исчерпав Карибские острова, они перешли к еде.
Наполеон.
Омар. Поссет с лимоном.
Они любили такие вещи.
Арман отключился как раз в тот момент, когда коммандер вернулся в кабинет.
– Она сидит на скамье в приемной. Мой помощник наблюдает за ней.
– У него есть «тазер»?
Коммандер хохотнул и подтащил стул так, чтобы сесть лицом к Гамашу.
– И что мы будем с ней делать?
– Что вы предлагаете? – спросил Гамаш. – Это ваша академия. Она – один из ваших кадетов.
Тот задумался на секунду, глядя на старшего суперинтенданта.
– Так ли, Арман? Кажется мне, она ваша.
Гамаш улыбнулся:
– Вы думаете, я совершил ошибку, приняв ее?
– Бывшая проститутка и наркоманка под кайфом, продающая опиоиды в академии? Вы шутите, наверно. Она наше отдохновение.
Арман фыркнул от смеха, но без удовольствия.
– И все же не все смотрят на нее вот так, – сказал он, и его лицо посерьезнело.
– Знаете, на самом деле до этого случая кадет Шоке выделялась своим превосходством над другими. Необычная. Душу может вымотать из любого. Но блестящая. И не склонная к обману. Так я думал.
Коммандер посмотрел на дверь и представил многообещающую когда-то молодую женщину, сидящую по другую сторону двери.
Как уже много раз бывало на свете, судьба бесшабашной девицы решалась немолодыми мужчинами за закрытыми дверями. И хотя ни один из них не был стар, она, как подумал коммандер, никогда не доживет до их нынешних лет.
Кадет Шоке отличалась не только безалаберностью. Старший суперинтендант Гамаш правильно сказал: ее действия были разрушительными. Но последствия можно устранить, хотя на это и потребуются значительные усилия. Или руины могут свалиться на землю полностью, погребя под собой всех, кто пытается помочь.
– О чем вы думаете? – спросил коммандер.
Потому что Гамаш и в самом деле думал о чем-то. Взвешивал.
– Что произойдет, если мы отпустим ее на свободу? – спросил Гамаш.
– Отчислим, вы хотите сказать?
Они определенно могли прибегнуть к такой мере.
Он прикидывал варианты. Они могут объявить кадету Шоке предупреждение и забыть о случившемся. Засунуть его под и без того уже бугрящийся ковер академии.
Молодые совершают ошибки, но это не значит, что на их остальной жизни нужно поставить крест. Хотя в данном случае они имели дело с чем-то гораздо большим, чем ошибка.
Или они могут вышвырнуть ее из академии.
Или арестовать и отдать под суд, обвинив в хранении и распространении наркотиков.