Королеву играет свита
Шрифт:
Ее словно что-то толкнуло в грудь. Какое-то странное предчувствие. Она остановилась, опустила сумку на пол и, шалея от нетерпения, выцарапала из ящика долгожданный голубоватый конверт. Он был надписан знакомым, родным и таким любимым почерком Нельсона…
Муж писал, что он жив и здоров, что несколько лет провел на базе повстанцев в плену, ремонтировал вертолеты ОПЕН. Что его освободили, когда правительству президента Душ Картуша удалось договориться с руководством мятежников о перемирии и об обмене пленными.
Он
В 1997 году весной представители повстанцев официально вошли в правительство Нголы, а летом формально завершилось создание единой национальной армии. В марте 1998 года правительство Душ Картуша признало повстанцев в качестве политической партии. Это означало, что война из лесной и окопной теперь станет политической, бескровной, и у страны появился шанс завершить непрерывную двадцатипятилетнюю бойню.
Однако не все идет гладко, писал Нельсон. ОПЕН по-прежнему имеет по всей территории страны превосходно организованные, укомплектованные и оснащенные современной техникой компактные военные формирования в десять тысяч штыков. Порой случаются обострения ситуации из-за контроля над долиной реки Кубанго в провинции Северная Нгола, главном алмазодобывающем районе страны.
Отец Нельсона после недолгой эмиграции вновь занял крупный пост в коалиционном правительстве. Особняк семьи Жасинту, разрушенный во время военных действий, теперь восстанавливают наемные рабочие из Южной Африки.
Нельсон писал, что постоянно думает о своей жене и дочери, что он их любит и хочет увидеть. Он просил их вернуться. Теперь, когда настал мир, нечего бояться. Они с Катей будут жить еще лучше, чем раньше, а Лару дед Жонас отправит учиться в престижный европейский колледж — молодому государству нужны образованные люди, высококлассные специалисты. При связях его отца это будет несложно устроить…
Письмо взволнованно задрожало в Катиной руке. Неужели все это правда?
Неужели она вновь станет важной белой леди, перед которой трепещут слуги, которой с уважением пожимает руку сам президент? Неужели ее дочь будет учиться в Европе и со временем войдет в элиту страны?
Катя уронила письмо и недоверчиво покачала головой. Перед ее внутренним взором вновь встало мертвое лицо падре Насименту, облепленное мухами, с высунутым сизым языком… В ушах вновь звучали сухие щелчки выстрелов, вновь вгрызались в красноватую пыль пули из пистолета пьяного полицейского… Она вновь видела на перекрестке улиц труп застреленного пьяными солдатами ребенка — привычная для Луанги, набившая оскомину картина.
Нет, вряд ли она сможет вновь выдержать все это. В Нголе она была счастлива, только есть ли она теперь, эта Нгола? Может, это только миф, созданный ее воображением? Может, Нельсон на самом деле давно умер и его письмо — это клочок бумаги, написанный призраком?
У
Муж денег прислать ей не сможет — вывоз валюты из страны категорически запрещен. А кому в Киеве нужны нгольские куанзы, на которых от инфляции нули вырастают быстрее, чем трава весной?
В памяти Нельсона она, наверное, осталась такой, как пять лет назад, — грациозная женщина в широкополой шляпе, в легком платье с открытой спиной. А теперь она… Страшно взглянуть на себя в зеркало — совсем старуха в свои неполные сорок лет, испитая, прокуренная карга, одно слово — торговка с рынка!
А каким стал ее муж после долгого плена? Она вспомнила туземную деревню, в которой однажды побывала вместе с падре и его сестрой. В жутких условиях, под палящим солнцем люди стареют так быстро. Каким теперь стал Нельсон? Наверное, согнулся, поседел, растерял зубы? Сможет ли она вновь полюбить его такого?
Нет, она не поедет! Зачем, к чему? Ей нужно делать операцию, ей нужно позаботиться о своем здоровье.
Катя поднялась со ступеньки и, сунув письмо в карман, заспешила на вокзал. Ее ждала Москва.
Глава 16
Алевтина вовсе не обрадовалась неожиданному визиту подруги. Она выглядела постаревшей и измученной. Ее подросший сынишка зло посмотрел на гостью и ушел в комнату, демонстративно хлопнув дверью. Квартира, некогда такая красивая и уютная, теперь носила следы разрухи и запустения. Оторванные обои, ржавые потеки на потолке…
— Можно у тебя остановиться? — Катя удивленно огляделась по сторонам.
А где же Даниель, на которого она так рассчитывала?
Мужчиной в доме и не пахло.
— Можно, но только кормить я тебя не смогу, — шмыгнула простуженным носом Алевтина. — Сами перебиваемся с хлеба на воду.
— А где же твой муж?
— Объелся груш! — с неожиданной злостью выкрикнула подруга. — Бросил он нас, сволочь черномазая! — Она протяжно, тягуче зарыдала. — Говорили мне девчонки, не спеши за эту гориллу замуж выходить. Все они такие… Обезьяны чертовы! Даже на сына своего теперь смотреть не хочет.
— Что, совсем не помогает? — осторожно спросила Катя.
Видимо, еще одна ее мечта грозила рассыпаться в прах при столкновении с безжалостной действительностью…
— Иногда подкидывает пару долларов на еду. А так…
— Он все еще занимается своим бизнесом? — спросила Катя осторожно.
— Естественно! — зло проговорила Аля. — Чем еще он может заниматься?
Только дурью и способен торговать. Мне уж надоело милицейские наезды отбивать.
Несколько раз дверь вышибали, меня в кутузку таскали. Уже отсидел два года, недавно выпустили.