Корона графини Вревской
Шрифт:
Почему будет вызывать следователь?
– Вчера вечером убили Старика, теперь вот у вас еще... Следователь не молод, смотрит на меня презрительно, кривя губы.
– Зачем убили Старика и заключенного Шаповалова.
– Я их не убивал.
– Слушайте, вам же все равно светит вышка, даже если не убивали, возьмите все на
себя.
– Я их не убивал.
– Хорошо, давайте по порядку. Где вы были вчера вечером? Распишите весь вечер от
восьми до отбоя... Галя вся в слезах.
– Что же теперь со мной будет? Они же теперь со мной тоже расправятся.
– Не расправятся.
– А вдруг ты не вернешься...?
– Все будет в порядке. Она прижалась ко мне и плачет на груди. С трудом ее успокоил.
– Прекрати, я уверен, ты скоро выйдешь из тюрьмы.
– Знаешь что, не уходи от меня сегодня. Останься на ночь со мной. Мне все равно одной страшно.
– Хорошо. Борек встретил меня напряженно. Он первый начал торопливо говорить.
– Я не виноват. Шапуня сам решил тебя убить, я ему этого не говорил.
– Говорил, сволочь.
– Поосторожней...
– Заткнись, гнида. Ты сделал, что обещал для Гали?
– Делаю. Все делаю.
– Тебе осталось три дня. Если через три дня она не выйдет, ты отправишься вслед за Стариком.
– Но я не могу так быстро.
– У тебя было почти две недели, чтобы сделать все дела. И не вздумай еще кого-либо подсылать ко мне, иначе твой срок будет исчисляться минутами. Да, забыл, следователя лучше отмажь..., так тебя нормальные
– Хорошо. Он с ненавистью смотрит на меня. Наконец то меня вызвали в суд. Галя торопливо прощается.
– Может все- таки уладится?
– Может быть. На прощание хочу тебе сказать, тебя вот-вот должны освободить. Борека я заставил ходатайствовать о тебе...
– Не может быть. А вдруг он не сделает этого?
– Если не сделает, то кто то отрежет ему голову. Если меня вдруг освободят...
– Освободят?
– Да, освободят, дай мне свой адрес и телефон.
– Так ты все время темнил?
– Молчи и никому об этом ни слова, иначе точно от сюда не выйдешь.
– Хорошо, я сейчас запишу. Она подает мне клочок бумаги. В комнату входит Вера.
– Ты готов, Смертник, пошли. Я целую Галю в губы.
– Хочу тебе сказать, до свидания, вернее до встречи. Опять идем по закоулкам тюрьмы, на этот раз на выход. У каптерки, я переодеваюсь
в свою одежду, которую почти два года пролежала на полках. Вера стоит рядом и вдруг спрашивает.
– Это с твоей подсказки Борек расправился со Стариком.
– Я ему об этом не говорил.
– Это я догадываюсь, ты говорил о другом, а цена, Галя?
– Все верно. Присмотрите за ней.
– В канцелярию уже пришли документы, ее завтра выпишут. Только одно не пойму, зачем она тебе, тебя же все равно... расстреляют.
– Хочу напоследок оставить что то хорошее.
– Каешься, значит?
– Наверно так. Вера передает меня конвою.
– Прощай, Вера.
– Прощай, Смертник. Прокурор выглядит весьма уныло. под конец своей речи он лепит стандартную фразу.
– Я прошу, уважаемый суд, приговорить обвиняемого к высшей мере наказания. И тут поднимается мой адвокат. Григорий Иванович, дотошно, по каждому пункту обвинения подводит свои аргументы и из его речи выходит, что все дело высосано из пальцев. Он говорил четыре часа, но это были часы его лебединой песни. И вот приговор.
– ... Суд считает, что Александр Селиванов не виновен... Из под стражи освободить в зале суда... Я чуть не реву. Мы с Григорий Ивановичем выходим в коридор.
– Рад?
– Еще бы.
– Деньги то у тебя с собой есть?
– Ни копейки. В тюрьме утащили все, часы, кольцо, кошелек.
– Возьми у меня в долг, на первое время хватит, потом вернешь. Он вытаскивает из кармана деньги и передает мне. Все таки есть в нашей жизни настоящие люди.
– Григорий Иванович, я знаю, кто меня сюда запихнул. Не могли бы вы мне помочь, засудить этого человека.
– Навряд ли. Суду нужны доказательства, а месть... навряд ли.
– И все же...
– Саша, не настаивай. Если будут доказательства, приходи. Телефоны я тебе свои дам. И еще совет, в том городе, где ты живешь, есть у меня друг Терещенко Анатолий Георгиевич, он является руководителем городской коллегии адвокатов, честнейший мужик. Если будет трудно, приходи к нему, скажи, что от меня, уверен,
поможет. По справке меня не захотели пустить в гостиницу, пришлось переночевать на вокзале. Утром я был у ворот тюрьмы. Узнал, что Красильникову Галину Александровну выпустят в час дня. К тюрьме подъехал Мерседес из него вышла красивая женщина, в шикарном платье. Я стоял недалеко от машины и ждал. Вот открылись ворота и с чемоданом появилась Галя.
– Мамочка, - она бросилась на грудь женщины.
– Все деточка, все кончилось, - теперь мы начнем новую жизнь.
– Мамочка, - только и говорит Галя.
– Пошли, дорогая. На улице холодно. И тут взгляд Гали упал на меня.
– Смертник...
– Ты про что это?
– встревожилась мать. Галя оторвалась от нее и подошла ко мне. Она лбом уперлась в мой лоб.
– Мне Вера все рассказала, как ты добивался, чтобы меня освободили. От нее я узнала, что тебя вчера оправдали. Она сама в шоке от этой новости. Значит ты действительно ни в чем не виноват?
– Ни в чем.
– Сколько же ты страдал?
– Много.
– Галочка, поехали, - слышен голос матери.
– Я тебя прошу, приезжай ко мне.
– Приеду. Улажу свои дела и приеду. Она поцеловала меня, потом оторвалась и побежала к машине. И вдруг я понял, к ней никогда не приеду. Какая то тонкая ниточка притяжения в тюрьме, вдруг порвалась, когда вышли на волю. В моем городе, все от меня шарахаются как от чумного. Квартиры давно нет, вещей нет, работы нет. В милиции, сказали сразу, выдадим паспорт, если будет местожительство. Заколдованный круг да и только. Вот тогда, то по совету Григория Ивановича, я поехал к его другу Терещенко. Толстый, лысый адвокат принял меня в своей конторе.
– Вы ко мне?
– Да. Я обращаюсь к вам по совету Григорий Ивановича, моего бывшего адвоката.
– Григорий Ивановича? А... Гришки... Понятно. Так что у вас? Так я рассказал ему все о себе. Он внимательно выслушал, чиркнул два раза в блокноте.
– Мне все ясно. Вам, на первое время, нужна хоть какая жилплощадь. Город ее у вас отнял, город вам и предоставит. Это я позабочусь. Приходите ко мне послезавтра. Легко сказать, а где мне приткнуться С трудом удалось пристроится в мастерскую по ремонту обуви. Там же в коморке, я первое время и спал. Адвокат Терещенко действительно помог, мне выделили комнату
в коммунальной квартире. С решением квартирного вопроса, милиция сразу же выдала
мне паспорт. Я привыкал к городу, а он привыкал ко мне. Главным редактором стал Колька Басманов, открыв рот, он с удивлением смотрел на меня.
– Сашка? Ты... живой.
– Да, это я. Не ожидал небось...
– Но ведь...
– Ты хочешь удивится, почему маньяк-насильник на свободе?
– Нет, но... Я ничего не понимаю.
– Рано похоронил меня Коленька. Я слышал даже статейку по поводу меня тиснул. Мол, редакция очень сожалеет, что проглядела в своих рядах такого человека...
– Тебя оправдали?
– Представь себе. Даже все обвинения сняли.
– Ты пришел ругаться по поводу своего прошлого?
– Нет. Я хочу, чтобы меня восстановили на прежней работе.
– В этом я тебе не могу помочь... Все места заполнены согласно штатного расписания.
– Коля, ты хочешь сохранить меня в памяти таким же оплеванным...
– Я ничего не хочу.
– Но тебе все равно придется потеснится. Меня восстановит суд.
– Саша, давай решим все миром. Сейчас действительно взять не могу. При первой возможности, сразу же примем, а пока будешь нашим внештатным корреспондентом...
– Что значит, при первой возможности?
– У меня Лидочка, уходит в декрет месяца через четыре, вот тогда...
– Ладно. Договорились. А сейчас я хочу, чтобы ты разрешил мне покопаться в архивах газеты...
– Хочешь вернуться к старому?
– Да. Я должен все рассказать людям. Тогда у меня не получилось, сейчас можно все поправить...
– Думаешь еще не поздно?
– Пока нет.
– Давай дерзай... Я даю добро, - по барски хлопает меня по плечу Колька. Вечерами брожу по городу и вспоминаю, как мы с Таськой гуляли здесь. У большого букинистического ларька стоит знакомый мужик.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, - с удивлением смотрит тот.
– Вы меня не узнаете?
– Нет.
– Однажды, лет семь тому назад, вы ко мне пришли и купили целую машину старинных
книг.
– А... Да...да...да. С вами еще такая конопатая
– Была, ее убили.
– Ну надо же. Тяжелый и скверный мир. Я ведь тогда большие деньги имел на вашей сделке. Мне ли это не забыть. Еще там у вас была корона, изумительная работа, кажется подарок Наполеона графине Вревской. Вы ее тоже продали?
– Как вам сказать...
– Можете не говорить. Мне кажется, один мой друг сказал, что видел точно такую же корону у одного любителя коллекционера. Кажется его фамилия Моисеев.
– Полковник Моисеев. Букинист смутился.
– Кто он там, полковник, сержант, я не знаю, знаю фамилию. Я понимаю, продали, так продали..., что же делать, такая тяжелая жизнь. Я хотел сказать, что меня обокрали, но потом подумал, что это ничего не изменит.
– Я вижу вы торгуете на улице, а говорите, что заработали на мне.
– Так это было давно молодой человек. Все движется, все меняется. Сначала взлетел, потом погорел, но у каждый живет надеждой, я тоже надеюсь, что завтра может опять взлечу...
– Взлетайте. Я хочу пожелать вам удачи.
– Пока, молодой человек. Может что-нибудь у меня купите? Долго звонил в дверь и уже хотел уходить, как стукнула задвижка и на пороге появилась пожилая женщина.
– Вам кого?
– Вы не Светлана Юрьевна?
– Да это я.
– Я был с вашим сыном в одной камере... Она схватилась за грудь и отшатнулась - Заходите, не стойте на лестнице.. Эта старая интеллигентская квартира, забитая книгами, картинами и старинными резными шкафами и буфетами. Женщина приглашает меня в гостиную с огромным желтым
абажуром и сажает на диван.
– Значит вы вместе с Виктором были в тюрьме?
– Да, мы с доктором сидели в одной камере. Он просил меня, если выпустят, зайти к вам и передать, что он даже перед смертью не изменился и верит в праведность своего дела.. Доктор не кается в том, что помогал людям облегчать их страдания...
– Вы были с ним до последней минуты?
– Можно сказать так. Это был очень мужественный и сильный человек. Женщина молчит, потом подходит к окну и смотрит на улицу.
– Я верила в него, - вдруг сказала она, - и испытываю гордость за то, что Виктор
умер настоящим человеком, никого не предал и не изменил своим идеалам. Спасибо вам большое, что принесли последнюю весточку от него. Хотите чаю?
– Хочу. Светлана Юрьевна вышла из комнаты, а я оглядываю стены с многочисленными картинами и фотографиями. Мы попили чайку и разговорились. Мать доктора, показала мне фотографии сына, его
работы, любимые поделки. Она готова была говорить о нем часами.
– Знаете, - прерываю ее я, - Игорь просил вас, чтобы вы передали мне его шкатулку...
– Какую шкатулку?
– Он сказал, что спрятал ее в ванной комнате, вы знаете где... Она кивает головой и уходит из комнаты, через минут пять возвращается с небольшим деревянным ящичком.
– Вы знаете, что здесь?
– Знаю. Это яды. Он их собирал по всему свету.
– Яды были его хобби. Много читал по этому поводу, выписывал журналов, книг. Приставал ко многим знакомым, путешественникам, просил, чтобы достали или привезли с собой... эти смертельные игрушки. Сам гонялся за тридевять земель, чтобы достать каплю неизвестного яда. И ведь доставали и доставал.
– Как же так? После ареста Виктора, разве у вас их не отобрали?
– Нет, не отобрали. У меня обыска не было. Игоря взяли на работе и нашли там яды, потом обыск был у него дома, но там ничего не нашли, он все хранил у меня. Но то, что нашли, было достаточно для улик, а эти... так и остались здесь. Я осторожно открываю крышку. В специальных гнездах лежат небольшие пробирки, я насчитал их 27. В каждой до половины жидкости или порошка. Пробирки пронумерованы.
– Как же он разбирался в них, здесь только одни номера?
– Там под чехлом крышки описание каждого яда. Действительно под обивкой лежат два листка бумаги. Напротив каждого номера написан тип яда, его действие, способ применения.
– Видите, здесь нет стандартных цианидов или аминов, вызывающих мгновенную смерть, здесь яды натуральные, которые действуют незаметно, часами и сутками и которые потом... трудно определить....
– Честно говоря, я в этом не разбираюсь. Но чувствую, что это колоссальная ценность.
– А вы сами тоже были приговорены?
– Да, меня приговорили к смертной казни, но перед самым расстрелом удалось найти
доказательства моей невиновности.
– Вы очень много перенесли...
– Это так.
– Я поверю вам и отдам эту шкатулку. Если вы такой как он, то может это будет использовано для дела.
– Я как то и не знаю... В общем, пусть останется память о великом человеке. Она была умной женщиной и давно догадалась, с того момента как я взял эту шкатулку в руки, что буду применять яды для своих врагов.
– Вот и договорились, а то знаете попадет такая ценность в руки плохих людей, сколько еще тогда будет людского горя. Вскоре я ушел от нее, держа в руках страшное оружие возмездия. Я столкнулся с ней случайно, шел по Невскому и мысленно прокручивал план мести. Вдруг, у стоянки такси увидел шикарную, длинноногую женщину.
– Аня.
– Я. А вы кто? Я вас знаю?
– Знаешь. Однажды ты пришла ко мне в редакцию, защищать интересы Коняева. Я писал два года тому назад резкие статьи о нем.
– А... помню, помню. Но постойте, вас кажется..., слушайте это не вы там чего-то
натворили. Вас кажется судили и... приговорили к расстрелу.
– Было такое дело. Но это оказалось судебной ошибкой.
– Хороша ошибочка. А вы знаете, я ведь у Коняева больше не работаю. Уже как полтора года ушла.
– А теперь где работаете?
– Здесь недалеко, в одной консалтинговой фирме.
– А почему ушла от Коняева?
– Да ну его, дерьмо, а не мужик. С тобой тогда фокус не прошел, он чуть меня не вышиб из конторы, а потом, я поняла, он нечист на руку. Однажды довел так, что послала его подальше и ушла совсем.
– Слушай, чего мы на улице мерзнем, пойдем посидим в кафе, поболтаем. Она поколебалась немного, но потом встряхнула головой.
– Пошли. Мы заняли столик в кафе, я заказал ей мороженного, немного сухого вина и рассказал всю свою историю. Просто так выложил, как неведомому другу. Она не разу меня не прерывала, только как кошка облизывала каждую ложечку мороженного, которую отправляла в рот и заглядывала мне в глаза. Пока не съела мороженное и не допила вино, не произнесла ни единого слова.
– Какой мерзавец, - наконец выдавила она.
– Что же ты теперь будешь делать?
– Я хочу продолжить то, из-за чего меня посадили.
– Но ведь прошло более двух лет, кое-что изменилось - Не изменился фон зараженной земли и как я знаю, этот мерзавец хочет продолжить
строительство жилых домов дальше.
– А то, что Коняев заместитель губернатора, тебя не смущает?
– Нет. Меня смущает только одно, что мои бывшие друзья либо меня предали, либо не очень жаждут помочь. По крайней мере, все мои документы, на основании которых
я строил статьи, исчезли. Их либо украли неизвестные лица, либо уничтожили. Я вышел из заключения и не нашел ничего.
– Значит, опять идешь на баррикады?
– Иду. Только без оружия, пока его выбили из рук.
– Хочешь я тебе помогу кое в чем?
– Конечно. А в чем ты можешь помочь?
– У меня есть друзья... они работают там... у залива, на том предприятии, которое отравляло раньше землю. Поговорю с ними, может они кое-что знают?
– Спасибо, Аня. Это хоть немного, но уже хорошо. Пусть даже будет неудачный результат, но все же я буду тебе благодарен.
– Саша, я чувствую себя частично виноватой в том, что с тобой произошло. Давай не прерывать отношения. Ты не скажешь мне свой адрес?
– Скажу. Я записываю ей свой адрес работы и домашний на клочке бумаги и передаю ей. Она прячет в свою сумочку.
– Сашенька, ты извини меня, я пойду.
– Да, да... Пошли. Я тебя провожу.