Корона клинков
Шрифт:
Аурон не успел додумать мысль до конца. Из безобидного варварского обруча с хищным лязгом выдвинулись четыре призрачных клинка, как только пальцы принца-регента коснулись золота короны. Это было так жутко и грозно, что Аурон не только отдёрнул руки, но отскочил в сторону. Он вскрикнул, и подул на пальцы, которые неприятно покалывало. Призрачные клинки совершили плавный оборот и бесшумно втянулись обратно. Корона клинков опять выглядела невинным золотым обручем с четырьмя огромными самоцветами.
— Ты убедился, что магия шамана в
— Вы знали, знали! — визгливо воскликнул Аурон, потирая руку, — видели это раньше, а меня не предупредили!
— Вольно ж тебе было не слушать моих предостережений. Но, как говориться, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. К тому же слушать-то ты меня и не собирался. «Заклинание давно выветрилось»! — передразнил он племянника.
Принц-регент бросил злобный взгляд сначала на дядю, потом на злосчастную корону.
— Всё равно должен быть способ ослабить колдовство или переадресовать его, — упрямо заявил он, — в конце концов, я такой же сын Барса, как и Аэций. Я старший, Корона клинков по праву рождения должна принадлежать мне. Нужно отыскать хорошего чародея, заплатить щедро, и тогда…
— Вот что, Аурон, — сурово проговорил Первый консул, — выбрось эту дурь из головы. Просто забудь, и всё. Никакой маг не сможет помочь тебе надеть Корону клинков, корону, зачарованную на кровь Барса. Прими это как данность.
— Но я же сын Барса, причём, старший!
— Ты, несомненно, старший сын, да только не Барса.
Аурон от неожиданности сел на стул прямо на книги и скрученные пергаменты.
— Что вы такое говорите, дядя, — вскричал он, когда дар речи снова вернулся к нему, — это невозможно!
— Я говорю то, что знаю, — отрезал Флорестан. — Я хранил тайну более двадцати пяти лет и не стал бы посвящать тебя в неё, если бы ты не был так одержим идеей короноваться Короной клинков. А это, как ты сам мог убедиться, опасно для жизни.
Аурон слушал, приоткрыв рот, отчего его пухлая физиономия приобрела сходство с младенцем-переростком.
— Но я — наполовину варвар, — жалобно произнёс он. — Взгляните на эти белесые волосы. А глаза? Вы когда-нибудь видели у лирийца такие светлые глаза? — принц-регент говорил быстро и сбивчиво, словно пытался не позволить произнести своему дяде нечто ужасное, что окончательно разрушит его представление о мире и о себе. Но остановить Флорестана было не так-то просто.
— Да, ты — варвар-полукровка, — подтвердил он, — а также несмываемый позор твоей матери и всего нашего рода. Думаешь, в Рие было мало варваров? Для моей резвой сестрицы хватило! — годами сдерживаемые негодование, стыд и горечь вырвались наружу. — Красавица, умница, девица королевской крови связалась с конюшим. И злые языки поговаривали, что ни с ним одним. При этом у неё не хватило ума подумать о последствиях! Вот так наша семья получила девицу, забеременевшую от своего конюшего. Отец — твой дед, вообще от огорчения слёг с ударом, положение
— Выходит, он знал, что я — не его сын? — хрипло спросил Аурон. У него от волнения пересохло в горле.
— Хелвуд Барс никогда не был дураком, — кисло улыбнулся Первый консул, — для него брак являлся лишь сделкой, одним из условий которой был ты.
Аурон не то вздохнул, не то всхлипнул. Он ненавидел Барса, ненавидел свою покойную мать, ненавидел дядю, спокойно сообщившего ему, что он, принц-регент Аурон, не просто бастард, а сын какого-то конюшего! Не хватало воздуха, в глазах всё плыло, а где-то в груди, в области сердца тоскливо сосало. Принц тяжело поднялся и сделал неуверенный шаг в сторону двери. Скорее прочь из этой ужасной комнаты, где даже сам воздух пропитался его позором.
— Довольствуйся регенством и не высовывайся. Не следует откусывать кусок, который ты не сможешь прожевать, — ему в спину сказал Флорестан.
Аурон не помнил, как добрался до своих покоев, ему казалось, что страшная правда клеймом светится у него на лбу, и каждый встречный кланяется ему со скрытой насмешкой.
— Что с тобой? — спросил Виго, дожидавшийся друга в приятном ничегонеделании, — да на тебе лица нет!
Аурон рухнул на ложе, его полные плечи сотрясались от рыданий. Никогда ещё юный гладиатор не видел своего любовника в подобном состоянии. Он растерялся, не зная, что сказать или сделать.
Наконец, рыдания перешли в судорожные всхлипывания, и неудавшийся император попросил вина.
— Что случилось? — снова спросил Виго, — скажи, кто посмел так обидеть моего друга, и наглецу придётся иметь дело со мной!
От вина принцу полегчало, и теперь он напряжённо размышлял, стоит ли посвящать Виго в свою тайну. С одной стороны Аурон отчаянно нуждался в поддержке и участии, с другой — безумно боялся потерять своё достоинство. Но потребность в поддержке всё-таки взяла верх, и он без утайки рассказал всё о своей попытке прикоснуться к Короне клинков и жутких откровениях дяди.
— Бедный, бедный мой малыш Аури, — ворковал сочувственно Виго, — как много свалилось на тебя за одно злосчастное утро! Такое и титан не выдержал бы.
— Так ты не разлюбишь меня теперь? — жалобно шмыгнул носом принц-регент, — не оставишь одного?
— С чего это вдруг? Я не могу сказать, что Барс хоть в малой степени являлся моим кумиром, и мне вообще нет никакого дела, какой мужик совратил твою матушку и произвёл тебя на свет. Как, собственно, и всем остальным гражданам Лирийской империи тоже. Флорестан молчал об этом больше двадцати лет, значит, — Виго многозначительно поднял идеальную бровь, — будет молчать и впредь. Не в его интересах поступать иначе. Мы тоже не станем болтать об этом досадном недоразумении, и всё будет по-прежнему хорошо.