Корона клинков
Шрифт:
Торки таращился на грязный пол, но увидеть на нём какие-нибудь отчётливые следы не мог, сколь ни старался. Эльф подошёл к стоящему у стены ложу, застеленному простым полотняным бельём: смятые простыни и подушка. Никаких одеял. Брэк помрачнел ещё больше. Он засветил фонарь, отыскавшийся на полке среди кухонной утвари, и пошёл во двор. Фавн увязался следом.
Они нашли Антония за домом. Солдаты так и оставили его в одеяле. Брэк опустился на колени и осмотрел мёртвого друга. Торки заглядывал через плечо. Лампа освещала бледное аскетичное лицо старца, обрамлённое длинными спутанными
— Давай перенесём его в дом, — сказал Брэк каким-то бесцветным сухим голосом.
В комнате он осмотрел труп со спокойной отстранённостью, словно не имел к умершему никакого отношения.
— Он умер от сердечного приступа. Его стали бить, и сердце Антония не выдержало. Это ясно. Но ведь эти двое чего-то тут дожидались.
— Нас, естественно, — усмехнулся фавн, — старик умер, мальчишку повязали, а тех двоих оставили по нашу душу.
— Нет, — покачал головой эльф, — они дожидались вовсе не нас. Осокорь не может не понимать, что двое — это не засада, тем более, когда один из них зелёный новобранец, а другой разжиревший пьянчуга. Если бы работал Осокорь, сидело бы в доме человек пять, а то и поболее. Нет, Торки, неудачливые засадчики караулили кого-то другого.
— Кого интересно?
— Полагаю, они не сумели взять мальчика.
— Откуда вы можете это знать?
— Я уверен. Слушай, как дело было.
Эльф окинул взглядом комнату ещё раз.
— С утра Антоний чувствовал себя неважно.
У ложа валялся деревянный кубок и черепки маленького кувшинчика из-под лекарства.
— В доме закончились вино и хлеб. Видишь, солдаты ели прессованные лепёшки и пили пиво?
— Ну и что? — вскинул брови фавн, — ели себе и ели. Может им нравится.
— Если бы тебе хоть раз довелось пообедать прессованными лепёшками и вяленым мясом, которые в имперской армии выдают в виде сухого пайка, ты бы понял, что подобную еду может есть с удовольствием только гоблин, да и то, если сильно оголодает.
Брэк шагнул к столу и в подтверждение своих слов указал на кусочки лепёшек и ленточки обсыпанного специями мяса.
— Антоний отправил мальчика в деревню за покупками. Дорога туда-обратно займёт часа два. За это время нагрянули гости в подкованных железом сапогах.
— А пацанёнок? Он как раз должен был воротиться в самый что ни на есть разгар событий.
Торки сидел верхом на стуле и сплёвывал разжёванную лепёшку. — Как ни крути, а получается, что мальчишка попался.
— Слушай дальше, друг мой, слушай, как дело было.
Эльф, сощурившись, глядел на старую садовую шляпу, которую слегка покачивал ночной ветерок.
— Собака поплатилась жизнью за предупреждение о незваных гостях. Бедная дворняга валяется возле забора.
— Слушайте! — хлопнул себя по лбу Торки, — я то думаю, чего не хватает в этом деревенском идиллическом жилище. И только сейчас понял — пса. Эдакого живого звонка, вдохновенно облаивающего каждого, кто появляется на горизонте. Когда я за кустами сидел, всё прислушивался, не залает ли собака.
Брэк кивнул, взглядом поощрив наблюдательность друга.
— И так, — продолжил он, — пёс привлёк внимание
— Конечно, я вам верю, — Торки обвёл взглядом комнату, — только вот не понимаю, каким образом смертельно больной старик мог подать сигнал, предупредить того, кто вне дома.
— Вот и солдаты тоже не догадались.
Ясень подошёл к окну и, покрутив в руках старую шляпу с вылезающей по краям соломой, повесил на место.
— Я и сам понял это не сразу. Когда-то, очень давно, мы с Антонием учились в лесном эльфийском монастыре. Воспитанникам категорически запрещалось покидать свои кельи после повечерия. Мы экономили сальные свечки, что выдавались для дыхательных упражнений и медитации перед сном, и по ветвям большого граба перебирались друг к другу в гости. Братья-воспитатели нередко устраивали засады на нарушителей дисциплины, которым, кстати, полагалась унизительная публичная порка. Вот тогда-то Антоний и придумал вывешивать в окно вещь-предупреждение. Если видишь ее, не суйся, в келье засада. Убрали, всё спокойно — милости прошу!
— Значит, вы шляпу вывешивали, — восхитился Торки, — хитро придумано, ничего не скажешь.
— Чаще всего шляпу. Благо сей головной убор был обязателен при работе на огороде и лугах на сборе лекарственных трав, — эльф улыбнулся невольным воспоминаниям, — шляпа оказалась самым безобидным предметом. Согласись, вывешенные в окне чулки или штаны явно привлекли бы больше внимания братьев-воспитателей. Надо отметить, многие из них обладали прескверным характером, особенно доставалось воспитанникам не эльфам. Уверен, Антоний не раз рассказывал внуку о наших проделках. Шляпа в окне — не случайность, а предупреждение, что в доме появляться нельзя.
— Тогда нам надо искать мальчика. Сидит, небось, ваш пацанёнок в ближайшем лесочке или воротился в деревню в надежде переждать опасность на сеновале у знакомых. — Торки встал, отряхнул штаны, — но до утра в деревне делать нечего, а спать с тремя трупаками под боком как-то не охота. Пошли во двор, что ли.
— Мы не станем ждать до утра, — эльф привычно перехватил посох, — мы возвращаемся в Осэну.
— Вы уверены, что внук вашего друга, — фавн скосил глаза на кровать и поправился, — покойного, не попался солдатам.
Эльф кивнул.
— Вы также уверены, что мальчишка не прячется в деревне или неподалёку в лесу.
Эльф кивнул вторично.
— Тогда что же, по-вашему, он испарился?
— Думаю, нет, я даже уверен, мальчик взял деньги из тайника и отправился в Осэну. Как говориться, если хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. Уверен, они заранее договорились, где мальчик поживёт до того, как можно будет вернуться.
— Я одного в толк не возьму, с чего это вдруг ваш друг, между прочим, простой деревенский лекарь, стал разводить шпионские страсти со своим внуком. Но ещё больше мне странно, что этот самый внук смог заинтересовать Осокоря. Вы явно что-то недоговариваете.