Корона жигана
Шрифт:
Через час в кабинет вошел Петр Замаров. Сарычев внимательно взглянул на вошедшего — опрятен, подтянут, вот только на шее золотая цепочка. Один перстень носит, другой — золотой крест. Не уголовка, право, а какой-то аристократический салон.
— Где Бродников переулок, знаешь?
— Это там, где свечная фабрика? — уточнил Замаров.
— Верно. Возьми людей, понаблюдайте за угловым домом. По нашим данным, там блатхата жиганов, и в ней скоро должен появиться Кирьян. Я тоже там буду. Да, вот еще что, сними ты эту цепочку! Что ты, фрейлина императрицы?
— Хорошо, —
— Выполняйте! — распорядился Сарычев.
— Есть, — щелкнул каблуками Петр.
В Москве Петя Кроха проживал в Дербеневском переулке в небольшом двухэтажном деревянном домике, напоминающем большой сарай. Рядом с ним, в соседней квартирке, обитал отставной дворник, который, в память о былых доходных годах, продолжал носить черный картуз с лакированным козырьком и темно-синий жилет. Всякий раз, когда старый уркаган поднимался к себе в квартиру, дворник подозрительно смотрел на него и никогда не здоровался, словно был свидетелем всех безобразий Петра Крохи.
Место было темноватым, и старик не без опаски подходил к своему дому. Чаще всего он приезжал на извозчике, останавливаясь в двух кварталах, из боязни засветить свою берлогу. И подходил к ней не сразу, а кружил, словно акула вокруг добычи. В этот раз он проделал то же самое. Подождав, пока извозчик отправится в обратную дорогу, заторопился к дому. В этот раз его томило тревожное предчувствие. А своей интуиции он доверял всегда. Именно она позволила ему избежать многих неприятностей. Так, например, два года назад он не пошел на майдан обмывать удачный налет, и, как потом оказалось, не напрасно, — всех собравшихся уркачей перестреляли жиганы. А когда-то интуиция подсказала ему сменить берлогу. И вновь угадал — как раз в это время на прежней квартире его поджидали оперативники.
И теперь он ощущал какую-то непонятную тревогу.
Петя Кроха вытащил из кармана кистень — вроде простенькая игрушка, гирька с цепью, которая в случае необходимости способна вогнать темечко обидчика в самые плечи. Это жиганы балуются с перышками, а уркаганы старой школы предпочитают пользоваться именно такими вещами. Кистень-то поудобнее ножа будет, а потом, и в дистанции выигрываешь.
Осмотрелся — никого. Одинокие прохожие, маячившие вдалеке, не в счет. Неторопливо, оглядываясь, направился к дому. Самое непредсказуемое место — это двор. Отсюда быстро и не выберешься, да и темная лестница может таить массу неприятных сюрпризов.
Вот по двору мелькнула тень, и тотчас раздался пронзительный кошачий вой. «Тьфу ты, дьявол их подери!» — расслабился Петя и, усмехнувшись своим страхам, потопал в подъезд.
Где-то наверху послышался легкий скрип отворяемой двери. Кроха вновь напрягся. «Сквозит, — решил он, — надо бы петли смазать. Да дверь на чердак открытой держать. Мало ли чего…» А через секунду вновь раздалось продолжительное кошачье мяуканье. Кошечка зазывала своего кавалера на крышу. Крутят любовь зверюшки. От этих кошачьих романов может и кондрашка хватить.
Постояв у порога, он убедился, что в комнате царит тишина. Его старушка уже давно спала. У иконы горела лампадка, отбрасывая желтый свет в углы. Помолилась перед сном, попросила у господа прощения за возможные прегрешения, да и успокоилась на ночь.
Хотя какие у нее могут быть грехи!
Бабка лежала на низеньком топчане, уткнувшись лицом в подушку, только вот чего же она ладошку-то под голову не подложила, как бывало прежде. Ладонь-то, она, как известно, помягче любой подушки будет.
Кроха взял небольшую вязаную подушку, чтобы подложить ее под голову старушке, как вдруг услышал сзади скрип половицы. Он застыл с подушкой в руках и вдруг с ужасом осознал, что его Лукерью связали, а рот ей заткнули каким-то тряпьем.
— Не тревожь ее, пусть отдохнет, — раздался за спиной слегка печальный голос. Это был Кирьян. — Стойкая старушка, не хочет говорить, где ты.
— Она не знала, где я, — глухо произнес Петя Кроха, тронув ладонью седой затылок, на котором были собраны в жидкий пучок волосы. Лукерья слабо шевельнулась.
— Мы это поняли… Извини, Кроха, мы с ней немножко грубовато обошлись. Ничего, оклемается…
Уркаган медленно развернулся. Вот они — предчувствия, оправдались сполна. Напротив, всего лишь в трех шагах, стоял Кирьян Курахин. На красивом лице печальная улыбка.
— Чего хотел? — глухо произнес Кроха и посмотрел на коптящую лампадку. Лик Богородицы выглядел как никогда скорбно.
— Это я у тебя хотел спросить, чего ты хотел. Ты меня искал, вот я и здесь. Только сразу хочу тебя предупредить, не нужно всех твоих фокусов с кистенем. Наслышан!.. В этом ты мастер. Искушать судьбу не стану. Вправлю тебе в грудь пару пуль, и дело с концом. У меня, знаешь ли, на жизнь собственные планы имеются.
— Теперь не ищу. — Петя Кроха безвольно опустился на грубый табурет, тонко скрипнувший. Жалостливо получилось.
— Зато ты мне понадобился. Ты, конечно, сука порядочная, и место тебе… как и бабке твоей, в земле, — чуть повел Кирьян пистолетом, — но я дам вам шанс упокоиться от старости. Да и не так уж много осталось.
— Чего тебе от меня надо?
— Самую малость, — на лице Кирьяна промелькнула какая-то странная улыбка, — я знаю, что ты дружен… Ну, скажем, с Хрящом… Ладно, ладно, не отпирайся. Что-то вас там связывает, очень серьезное. Да и в пивной тебя с ним видели. Маскарад у него был хорош, только ты ему скажи, что он меня не убедил. Так вот, организуй мне встречу с ним.
Уркаган задумался. — Что же ты молчишь? — спустя минуту угрожающе спросил Кирьян.
— Потолковать, значит, хочешь? — наконец произнес Петя Кроха. — Так о чем перетирать станешь?
— Это мое дело.
— Только ведь он спросит у меня, что за дела-то. Чем крыть?
Кирьян ненадолго замолчал.
— Скажешь так… о Дарье.
— А если он не придет?
Глаза Кирьяна зло сощурились:
— А ты убеди, «кружева поплети». Но прийти он должен, если ты, конечно, жизнью своей дорожишь, да и старушки твоей тоже. Она ведь пока у нас побудет. Для верности. А потом я тебе ее верну…