Коронация
Шрифт:
Впереди под развевающимися знамёнами, между двумя рядами из пятидесяти тысяч штыков, в самом ярком солнечном свете шла блистательная кавалькада. Их форма отличалась ещё большим великолепием, а на груди у них были синие ленты Ордена Святого Андрея. Эти всадники были русскими великими князьями, а также принцами, герцогами и эрцгерцогами из Англии, Германии, Италии, Греции и Австрии… со всего мира, от юного принца Черногории до юного принца Сиама. Они как будто бы следовали друг за другом без всякого порядка, но их места были закреплены так же, как звёзды на своих орбитах. Они образовали самый удивительный эскорт, который видело это столетие.
А перед ними, в совершенном одиночестве, одетый проще всех в этой процессии, ехал молодой царь. Он слегка поглядывал направо и налево и рукой в белой перчатке дотрагивался до своей каракулевой шапки. Когда вверх взметнулись руки с шапками, то, казалось, что кровли домов затряслись и тротуары закачались. Почтительные
Но крики стали ещё громче, когда следом за царским эскортом, состоящим из принцев, показалась вдовствующая императрица. Её приветствовали ещё более бурно, чем императора и царицу, потому что народ любил её дольше, и она была предметом поклонения из-за своей доброты и милосердия. И, кроме всего прочего, её почитали за то, что во время шестимесячной болезни её мужа она днём и ночью сидела у его постели.
За вдовствующей императрицей ехал экипаж царицы. Экипаж везла восьмёрка белоснежных лошадей в попонах из просторного красного сафьяна, в тяжёлой золотой упряжи. Упряжь была сделана в Париже, а золото гравировалось на Рю де ла Пэ. Каждая лошадь, которая предпочла бы хороший клок сена, сейчас стачивала зубы о золотые удила толщиной в человеческий палец с такой же изящной гравировкой, как монограмма на часах. На головах лошадей были страусиные перья, а на спине — упряжь ценой в десять тысяч долларов. В процессии использовались десять наборов упряжи, которые были куплены правительством России за один миллион долларов. Каждую лошадь, которая везла карету царицы, вёл за шёлковые поводья слуга в шапке со страусиными перьями и в мундире, расшитым золотом. Рядом с колёсами шагали два гиганта семи футов ростом. А на позолоченных козлах, спиной к кучеру сидели два маленьких пажа и через стекло смотрели на царицу. Молодая императрица улыбалась и кланялась своим подданным через окна кареты, похожей на карету Золушки. Великие художники украшали панели этого экипажа, и большие мастера гравировали её золотые колёса и оси. Плюмаж из белых и чёрных страусиных перьев раскачивался на верхушке из алого бархата. Вышитые золотом подушки внутри придавали экипажу вид роскошной шкатулки для драгоценностей. А содержала эта шкатулка прекраснейшую принцессу в серебристом платье, в горностаевой мантии, накинутой на голые плечи, с бриллиантами, висящими от шеи до колен, и с бриллиантами в волосах.
В кортеже царицы в более простых экипажах ехали великие княжны и фрейлины. Когда казалось, что уже нельзя ничего добавить к той роскоши, которую мы наблюдали, характер процессии неожиданно, как по указанию ловкого постановщика, изменился. Великолепный контраст грациозной, пышной женской красоте составило множество вооружённых мужчин на лошадях, самых отборных всадников России. Они столпились так тесно, что не было видно улицы, по которой они ехали, а только непрерывная масса волнующихся грив, сверкающих кирас и развевающихся флагов. И ничего не было слышно, кроме несмолкаемого топота лошадиных копыт и лязга стали.
Венчание и миропомазание российского царя стало прекрасным зрелищем для всего мира, но для русских это было дело колоссального религиозного значения. Насколько оно было серьёзно, показывают выдержки из официального объяснения коронации — одобренного путеводителя по церемонии, который был напечатан на четырёх языках и имелся у каждого гостя. Интересно, что в том параграфе, который цитируется ниже, заглавные буквы поровну поделены между правящей фамилией и Богом:
«С тех пор, как в России была создана империя, императорская власть представляет собой сердце нации. Вся Россия молится за Царя как за своего отца. От Него на Его подданных снисходит щедрость и благодать, в Нём всё доброе находит поддержку и защиту, а зло — заслуженное наказание. В случае российского Самодержавия мы видим, что Цари правят именем Господа. Бог Всемогущий часто проявляет Свою любовь к русскому народу через Царя. Любовь Господа лежит на Правящем Доме, и правая рука Всемогущего охраняет и спасает Его от всех неудач и зол».
Вот так православные русские воспринимали коронацию. Желание просто побыть рядом с церковью, где проходила церемония, привело сотни тысяч русских всех классов в Москву и под стены Кремля. Когда в день коронации взошло солнце, высокие валы этой крепости, улицы вокруг, мосты, площади, берега реки, которая рассекает Москву надвое, были полны людей. Они провели ночь под открытым небом и теперь шли к месту коронации под звон колоколов и грохот пушек. Они упали на колени и возвысили свои голоса в молитве в унисон с теми, кто находился в Успенском соборе.
История о том, как люди получали пропуск в Успенский собор, была бы очень интересным чтением, если бы организаторы церемонии решились об этом рассказать. Это дело стоило организаторам многих бессонных ночей, и в результате на одного друга они приобрели дюжину врагов. Это была очень сложная задача, поскольку из-за недостатка места просто невозможно было пустить всех, кто имел право. Даже значимость персоны не могла увеличить размеры помещения. Вопрос заключался уже не в том, кому надо угодить пропуском, а в том, кого можно оскорбить отказом. Чтобы удовлетворить последних, вокруг церкви были поставлены трибуны. Считалось, что те, кто занимал определённые места, тоже присутствовали на коронации. Именно этим можно объяснить то, что имеют в виду некоторые хорошо известные лица, когда говорят, что они видели коронацию царя. Официально, они на ней присутствовали, но в том же смысле, в каком английский правитель как бы присутствует на капитанском мостике каждого военного корабля, из-за чего офицер, поднимаясь на мостик, всегда отдаёт честь. На самом деле, они видели только то, как царь и царица входят в церковь и выходят из неё, что само по себе достойно путешествия длиной в четыре тысячи миль.
Настоящую церемонию видели члены императорской семьи, самые важные русские аристократы, принцы, главы посольств и дипломатических представительств, в некоторых случаях — их первые секретари, адъютанты иностранных принцев и несколько корреспондентов и художников. Посол, который оказался неженатым, был для организаторов самым обычным человеком. Принц, который не сумел добиться того, чтобы рядом с ним стоял главнокомандующий его армии, всё равно плакал от радости. Организаторы выбирали между адъютантом из Болгарии и русским дипломатом в отпуске, японским принцем и английским генералом, немецкой герцогиней и корреспондентом парижской газеты «Фигаро». На одного мужчину или женщину приходилась дюжина претендентов. Силы, которые были пущены в ход, чтобы добиться места, угрожали миру в Европе. Они стали причиной разочарования и боли, которая ещё долго будет терзать сердца русских аристократических семей.
Лично я видел только борьбу среди корреспондентов, и этого было достаточно, чтобы занять моё внимание десять дней и десять ночей. Здесь было триста корреспондентов, говоривших на одиннадцати различных языках, и каждый добивался своей цели с упорством и энергией, достойными лучшего применения.
Сейчас это представляется мелочью, но тогда жизнь казалась потерянной, если вы не получили пропуск в собор. Серьёзные политические партии поддерживали тех, кто представлял их партийный орган. Банкирские дома, кабинеты министров, дамы самого высокого уровня, дипломаты и принцы тратили на эту борьбу финансовое, общественное и политическое влияние. Ради своих людей они лоббировали, подкупали и задабривали кого нужно с таким знанием дела, с таким чувством, которые напоминали борьбу среди делегатов на президентском конвенте в Чикаго.
А русские чиновники, растерянные, ошеломлённые, доведённые до безумия, только подливали масло в огонь борьбы и до самого кануна коронации хранили полное молчание о том, кто станет счастливчиком. Они отказали даже английскому художнику Форестье [9] , который приехал с рекомендательным письмом от королевы Виктории к великой княгине Сергиус [10] . Этот факт, естественно, произвёл удручающее впечатление на тех, кому не способствовали никакие королевы. Даже такие люди, как сэр Дональд Маккензи Уоллес [11] , который представлял «Таймс», и сэр Эдвин Арнольд [12] , корреспондент «Дейли Телеграф», не были полностью уверены, что они попали в число избранных. В конце концов, организаторы отказали даже Фредерику Вильерсу [13] , а он присутствовал на предыдущей коронации и был в числе четырёх корреспондентов, которые следовали с русской армией от начала Русско-турецкой войны до падения Плевны. Поэтому нельзя сказать, что гости попадали на церемонию по принципу отбора наиболее приспособленных.
9
Амеде Форестье (1854–1930) — англо-французский художник.
10
Так у автора! Вероятно, имеется в виду великая княгиня Елизавета Фёдоровна (1864–1918) — внучка королевы Виктории, сестра Александры Фёдоровны и жена великого князя Сергея Александровича (1857–1905) — пятого сына Александра II, московского генерал-губернатора в 1896–1905 годах.
11
Дональд Маккензи Уоллес (1841–1919) — английский журналист.
12
Эдвин Арнольд (1832–1904) — английский поэт и журналист.
13
Фредерик Вильерс (1861–1922) — английский журналист и художник.