Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)
Шрифт:
Перед тем как войти под этот кров, Анна всякий раз дважды читала молитву, чтобы набраться духу. Так и сейчас, преклонив колени и сотворив крестное знамение, она прошла внутрь, но не сделала и нескольких шагов, как почувствовала дурноту. Недалеко от входа в углублении стены лежал шестилетний мальчик, которого принесли на носилках его молодые родители из далекого Корнуола. Ребенок был покрыт коростой, волос у него не было, но его удивительно красивые синие глаза с печальной умудренностью смотрели на мир.
Когда Анна подошла, мальчик попытался улыбнуться. Принцесса всегда была добра к нему, и однажды даже
– Как дела, маленький Тимоти? – спросила она, садясь, но внезапно отшатнулась. От ребенка всегда шел нестерпимо дурной запах, но сегодня ей показалось, что он по-особому резок. Мимо прошел монах, неся в горшке горящие угли для жаровни. Анну обдало жаром и смрадом, запах Тимоти смешался с запахом толстой старухи, лежавшей рядом, с тысячей запахов больницы.
Принцесса едва успела выбежать на воздух, все внутренности переворачивались. Кентские барышни, состоявшие у нее в услужении, пришли в замешательство, не зная, что делать. К счастью, рядом оказался один из монахов. Он усадил принцессу в тени, смочил ей виски и велел послушнику принести прохладного отвара из мяты.
Вскоре Анне стало лучше, но голова все еще кружилась и в ушах стоял звон. Она изменила решение идти в больницу и вернулась к себе. Весь остаток дня она чувствовала себя так же неважно и, отказавшись от трапезы, пораньше легла в постель.
Однако едва вышла последняя фрейлина, как она вскочила и села на кровати, широко открытыми глазами глядя на свет ночника. Она была бледна и вся дрожала.
– Пречистая Дева! Ангелы небесные! Что теперь будет?
Минул месяц с тех пор, как она лежала в объятиях Филипа Майсгрейва, и теперь стало ясно, что та ночь не прошла бесследно!
В последнее время, измученная подозрениями и тревогами, она не обращала внимания на свое состояние и лишь пару раз подосадовала, ощущая легкое головокружение по утрам. Но сегодня!..
– Иисусе Христе! Всемилостивый!.. Спаси меня! Сделай, чтобы это было не так!
Однако немного поразмыслив, она с ужасом пришла к заключению, что все признаки указывают на одно – она беременна.
Всхлипнув, Анна закрыла лицо руками, словно пытаясь спрятаться от самой себя. Последствия могли быть ужасающими. Уже три месяца она жила в разлуке с супругом, и теперь вся Англия должна узнать о ее позоре. Нет, о куда худшем. Сторонники Йорков так кичатся тем, что у их предводителя появился наследник… Что же будет с ланкастерцами, когда станет известно, что жена их принца собирается преподнести им бастарда? Она губила дело Алой Розы, она покрывала несмываемым позором род Невилей, род Ланкастеров. Страшно и подумать, что будет с ее отцом, когда все откроется. Делатель Королей всегда так гордился своей младшей дочерью, так превозносил ее ум, смелость, очарование… Он сделал ее принцессой, первой леди королевства, а она отплатила ему столь подлым ударом!
Что теперь будет? Уорвик наверняка отречется от нее, она будет изгнана, а может быть, даже и казнена. Но самым невыносимым было то, что отец уже точно не оправится от такого удара. Он никогда не страшился смерти или поражения, но честь семьи была для него свята, как вера в Христа. Отец, дорогой отец… что за чудовище ты взлелеял на своей груди!..
Анна захлебывалась от рыданий. О небо! Как она могла быть такой беспечной, как могла так долго ходить по лезвию меча, не задумываясь о последствиях. Она ничего не боялась, пока была рядом с Филипом. Во Франции ее супруг и королева постарались избежать огласки, даже отец ни о чем не догадывался… О, как она была несправедлива к мужу и свекрови, забывая, что они попросту спасали ее доброе имя. Она сбежала от них и, едва увидев Майсгрейва, вновь полетела к нему, словно мотылек на пламя светильника. И судьба, которая столь долго была терпелива к Анне, наказала ее за своеволие. Что ждет ее теперь?
Анна слышала, как отбивает ночные часы колокол в соборе. Все спало во дворце епископа, и никто не слышал рыданий принцессы.
– Господи! Теперь мне остается лишь умереть! Только кровь сможет смыть пятно позора с моей семьи…
Всхлипывая, она поднялась и подошла к секретеру, где среди прочих безделушек лежал увесистый нож для мяса и овощей. Он был выкован из хорошей шеффилдской стали и тускло поблескивал при свете ночника.
Какое-то время Анна подержала его в руке, словно взвешивая. Она не могла решиться. Самоубийство – смертный грех. Совершив подобное, она покрыла бы себя не меньшим бесчестьем. Что станут говорить в Англии, когда станет известно, что юная принцесса Уэльская лишила себя жизни?..
Она осторожно вернула нож на место. Нет, девушек, которые кидались в колодцы, травили себя зельями или вешались, чаще всего подозревали именно в тайной беременности. К тому же результат будет тем же: худая молва, разброд в стане Алой Розы и отчаяние Делателя Королей.
Анна уже не плакала, впав в какое-то оцепенение. Глаза ее горели, сердце мучительно ныло. С улицы донеслось бряцанье стали и послышался хриплый голос ночного сторожа:
– Второй час ночи! Все спокойно. Почивайте с миром.
Анна огляделась. Все оставалось прежним: мерцали угли в жаровнях, плавал огонек в бронзовой чаше ночника, стрекотал сверчок. Изменилась только она, переступив грань, за которой только скверна и адские муки. Нет больше такой молитвы или покаяния, которые очистили бы ее.
На маленьком столике возле кровати лежали ее кольца и ладанка, когда-то подаренная Филипом. С ее помощью она вызвала Филипа в гостиницу «Леопард». Слезы медленно текли из глаз Анны. Она вспомнила, какой счастливой была тогда, как упивалась его нежностью и лаской… Лучше бы он вовсе не приходил, исчез из ее жизни навсегда!
Она почувствовала злость. Ведь он знал ее, знал, насколько она безрассудна и безоглядна. Он мог бы поберечь ее… Но было и другое. Сколько раз даже в Кентербери, неся груз покаяния, она предавалась мечтам о той роковой и полной блаженства ночи! Словно впав в безумие, она никак не могла насытиться его ласками. Фил, Фил… Что за греховный сосуд человеческое тело, если даже на пороге гибели оно не может забыть тех утех, которые были ему дарованы?
Принцесса взяла ладанку со святой реликвией и осторожно поднесла к губам. Когда в Париже Филип Майсгрейв подарил ее Анне, у него были нестерпимо печальные глаза, а ее сердце разрывалось от боли. Тогда ей казалось, что большего страдания не бывает. Сколько же раз после этого она приникала к этой ладанке, моля лишь об одном – о новой встрече с Филипом. И святыня откликнулась, соединив их, но эта встреча оказалась гибельной для Анны.