Коронный разряд
Шрифт:
— Где исходящая почта?
— Вот тут, — указала она пластиковую конструкцию на краю стола. — Но я могла бы лично…
— Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, — отрицательно повел я головой. — И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?
— Абсолютно. — Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть, отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).
Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.
— Случилось чего? — Артем стоял
— Мелочь одну чуть не позабыл, — отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.
Но перед тем, как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря:
— Ниночка, соедини меня с отцом…
Артем, разумеется, ее услышал тоже.
— Зачем ты его женить решил?
— Мне, может, интересно, каково это — семейная жизнь в близком приближении на примере друга. Скажи спасибо, что сегодня это Игорь.
— А если серьезно? — Не повелся Артем, подходя к лифту.
— У него в шкафу плед и постельное белье. Он спит на работе, это неправильно.
Все же, Игорь действительно мне друг.
— Максим, я серьезно!
Даже растерялся на мгновение — посмотрел, а Артем стоит, насупившись, и явно ждет другого ответа.
Подумал, что он хочет услышать, и произнес с весомой обстоятельностью:
— Примирение Игоря с семьей позволит непосредственно влиять на Долгоруких. Так же открывает варианты на воздействие через его будущую супругу. Абы кого ему не отдадут, он теперь в фаворе.
— Вот теперь — верю, — с довольным видом кивнул он. — А то вечно ты темнишь.
— Хм… — Выдал я неопределенный звук, не желая спорить.
Артем шагнул в кабину лифта, и я проследовал за ним.
— И вот что, Максим. Насчет социального статуса… — Произнес он, стоило створкам сомкнуться.
— Да?
— Про Веру ты все верно подсказал. Тут я не разбираюсь, не приходилось как-то. Но насчет Еремеевой могу подсказать.
— Слушаю.
— То, что ты для них сейчас делаешь. Эти ролики…
— Не только, — поспешил я уточнить. — Еще финансы на новые проекты. На бал и прием их пригласят, я почти договорился. Плюс попрошу кого-нибудь заключить с ними сделку на высшем уровне. Есть такие планы.
— Вот, — кивнул своим мыслям Артем. — Я примерно так и представлял. Так вот, это не сработает.
— Почему? — Удивился я.
— Потому что это твои связи, твои деньги и твои друзья. Не их, — качнул Артем головой. — Все они работают с тобой и делают одолжение тебе, а не Еремеевым. Я в этом разбираюсь.
— Но финансы и проекты…
— Тут все работает наоборот. Если у них были бы связи и знакомства, если бы их приглашали на приемы, как род, а не по твоей просьбе, с финансами тоже никаких проблем бы не возникло. Деньги же и сделки сами по себе не дают положения в обществе.
Циферблат лифта мерно отсчитывал метры до отметки первого этажа. А в душе была некая растерянность.
— Так что тогда делать? — Попросил я совета.
— Надо, чтобы с ними поделились статусом. Как это делается — сам понимаешь. — Вышел он из лифта, а затем, вместе со мной, и из здания.
Я посмотрел на спину Артема, спешащего к девушке в синем возле микроавтобуса телеканала. Сам же повернул к своей машине, дожидавшейся чуть дальше общей проходной, неспешно вышагивая и обдумывая предложенные Артемом варианты. Не высказанные прямо, но вполне понятные без лишних слов.
Статус такого уровня можно либо отнять, либо присоединиться к чужому. Третьего не дано.
Чтобы отложить эти мысли, решил-таки позвонить сестрам. Есть такой период у информации, находящейся у них на хранении, когда уже проходит предвкушение легкого садизма, с которым истина будет цедиться по каплям в обмен на мольбы и просьбы. Но до той грани, когда долгое ожидание пережигает желание говорить вообще, перерастая в глухую обиду — мол, они старались, а я совершенно равнодушен к их помощи.
Этот период славен тем, что информацию вываливают скопом, потоком слов прорывая плотину формальностей и стандартной структуры разговора. В общем, когда их распирает, и никто не может остановить, пока лавина данных не накроет абонента с головой.
Сев в машину, я набрал номер и предусмотрительно отвел трубку подальше от уха.
— Короче, она тебя любила! — Рявкнули в трубку через мгновение вместо гудка.
— Чего? За что?
— Сами не знаем! — Язвительно ответили мне.
— Нет, за что- понятно. Но мне ж тогда было тринадцать, а она вообще одиннадцатый класс!
— Любовь зла — полюбишь и…
— Неверная поговорка! — Осадил я их рявком.
— Любви все возрасты покорны?
— Сойдет. Так любила, теперь ненавидит. Что с того?
— А с того, что талант Целителя зависит от любви, — с придыханием ответили мне. — Как у аристократов — от Чести, а у тебя от любопытства.
— Так. — Почувствовал я неприятное ощущение в животе. — То есть, эта ее ненависть…
— Целители лечат любовью, — перебили меня. — Но каждого больного придурка любить не заставишь! Поэтому целитель обычно любит маму с папой, а их образ переносит на пациента, тем самым открывая возможность к их излечению. Но, как пишут на форумах, любовь к родителям не такая сильная, как… Ну, другая любовь. Однако есть проблема, когда любящий целитель приходит к дому возлюбленного и видит его с другой.
— Да я же знать не знал… — Растерялся я.
— А когда целитель вдобавок узнает, что ее любимый разрушил все счастье ее рода… — Сурово произносили сестры.
— Да подождите вы…
— Уничтожил все, чем целитель дорожил. Все, к чему он стремился…
— Тонь, Кать…
— Дар ломается. — Сухо ответили мне. — Целитель больше не может лечить. Ему некого любить.
— То есть, это конец для Ники? — Ответил я почему-то непослушными губами, пересохшим голосом.
— Нет, это ты — балбес! — Сердито заворчали мне. — Мог бы сам уточнить, первая страница поиска!