Короткая победоносная война
Шрифт:
— Если бы «Ника» была поменьше размером, мы могли бы отключить вышибные заряды и снять аварийную панель, но здесь — исключено.
Хонор понимающе кивнула. Как и на большинстве торговых судов, реакторы на эсминцах и легких крейсерах, и даже на меньших по размеру тяжелых крейсерах, проектировали со съемными переборками, позволяющими в случае аварии катапультировать забарахливший реактор. Длина «Ники» была полтора километра, максимальная ширина — более двух сотен метров, а энергоблоки размещались вдоль центральной оси ее основного корпуса. Это защищало их от вражеского огня, а также означало, что можно было
— Нам придется пройти через броню и большое количество переборок, миледи, а потом восстановить их, — продолжал Тэнкерсли. — Оборудование для этого у нас есть, но, полагаю, это займет по меньшей мере два месяца. Более вероятно, четырнадцать или пятнадцать недель.
— Может быть, нам вернуться на Мантикору? Может, «Гефест» справится быстрее?
Она пыталась говорить по возможности нейтральным тоном, но даже если Тэнкерсли и обиделся, он не подал вида.
— Нет, миледи. Конечно, «Гефест» имеет свои преимущества, но я сомневаюсь, что они сократят время ремонта больше чем на неделю, а на дорогу туда и обратно вам потребуется вдвое больше.
— Этого я и боялась, — вздохнула Хонор. — Ну что ж, кажется, мы в ваших руках. Как скоро можно приступить?
— В течение часа я пришлю моих специалистов для осмотра, — пообещал Тэнкерсли. — Мы очень заняты расширением производства, но думаю, я смогу подкрутить график и мы начнем демонтировать контрольные цепи к следующей вахте. На втором стапеле у меня стоит посудина со вскрытым импеллерным кольцом, и бригаде по ремонту корпуса понадобится еще примерно день, чтобы привести ее в порядок. Как только мы с ней закончим, «Ника» станет нашей главной заботой.
— Замечательно, — сказала Хонор. — Если не избежать передачи моего корабля в чужие руки, капитан, я рада, по крайней мере, что вы сразу приметесь за дело.
— Без промедления, мэм! — Тэнкерсли рассмеялся. — Ни один работник верфи не захочет, чтобы капитан дышал ему в затылок. Не беспокойтесь! Мы вернем ваш корабль как можно быстрее.
Услышав звонок, адмирал Марк Сарнов оторвался от бумаг и нажал кнопку переговорного устройства.
— Слушаю.
— Офицер связи из штаба, сэр, — объявил дежурный. Сарнов удовлетворенно кивнул.
— Входите, — сказал он и широко улыбнулся — в открывшуюся дверь вошел высокий нескладный рыжеволосый человек в мундире лейтенант-коммандера. — Дайте сообразить, Сэмюэль. Пожалуй, вы прибыли с донесением ремонтной базы.
— Так точно, сэр. — Лейтенант-коммандер Вебстер протянул планшет с рапортом. — Оценка капитаном Тэнкерсли предполагаемого ремонта «Ники», сэр.
— Ага! — Сарнов взял планшет и положил на стол. — Я прочту это позже. Для начала просто сообщите мне самую плохую новость.
— Все не так уж плохо, сэр. — Официальное выражение лица Вебстера сменила улыбка. — Определенно поврежден кожух генератора, но капитан Тэнкерсли считает, что они смогут заменить его на месте в течение четырнадцати недель.
— Четырнадцать недель, вот как! — Сарнов пригладил щеточку усов, его зеленые глаза были задумчивы. — Чертовски жаль, что она застрянет так надолго, но вы правы — это лучше, чем то, чего я боялся. — Он откинулся на спинку стула, все еще
— Есть, сэр.
Вебстер коротко отсалютовал и направился к выходу, но Сарнов остановил его:
— Подождите минуту, Сэмюэль.
Лейтенант-коммандер остановился, и адмирал указал ему на стул.
— Присаживайтесь.
— Есть, сэр.
Вебстер опустился на указанный стул, а Сарнов покрутился в кресле и, нахмурившись, упер взгляд в стол. Затем, подняв голову, встретился глазами с офицером связи.
— Вы были на «Василиске» с леди Харрингтон?
Его вопрос больше походил на утверждение, и глаза Вебстера потемнели. Он почти машинально поднес руку к груди, затем резко опустил и кивнул:
— Так точно, сэр.
— Расскажите мне о ней. Немного. — Сарнов откинулся на спинку кресла, по-прежнему глядя в глаза лейтенант-коммандеру. — О, я читал ее доклад, но мне ничего не известно о ней лично.
— Я… — начал было Вебстер, но остановился и закашлялся, собираясь с мыслями.
Сарнов терпеливо ждал. В КФМ не принято было обсуждать старших по званию офицеров, особенно бывших командиров, и, вообще-то говоря, адмирал не любил офицеров, которые поощряли подобные расспросы. Но сейчас у него не было другого выхода. Адмирал Паркс фактически ничего не сказал, однако его замечания в адрес Харрингтон заставляли задуматься: чего же он так явно не договаривал?
Боевого командирского опыта у Хонор Харрингтон было больше, чем у любых двух офицеров ее возраста. Казалось, представленный ею доклад мог убедить любого адмирала, что иметь в своем подчинении такого опытного и способного капитана — одно удовольствие. Однако Паркс, очевидно, думал иначе. Может быть, он знал что-то, чего не знал Сарнов? Чего не было в ее официальном личном деле?
Конечно, Паркс всегда был педантом во всем, что касалось военного этикета. Никто не мог отрицать его компетентность, но он был таким невыносимо чопорным и правильным — настоящая замороженная рыба! А до Capнова доходили разные слухи относительно Харрингтон. Он знал, что пересуды неизбежны, особенно об офицерах, сделавших такую карьеру, как она. Проблема заключалась в том, чтобы разобраться, какие из этих историй основываются на фактах, а какие — на вымысле. Его особенно беспокоило, что многие считали ее вспыльчивой — даже высокомерной и самонадеянной, — и он подозревал, что как раз это и беспокоило Паркса.
Конечно, большинство слухов распространяют завистники, да и Адмиралтейство вряд ли доверило бы командование «Никой» офицеру сомнительных достоинств. Но ясно прозвучал намек на постороннее участие, и, судя по всему, адмирал Александер, граф Белой Гавани, имел личную заинтересованность в карьере Харрингтон. Сарнов знал Александера, пусть не очень хорошо, но его открытая поддержка, вероятно, отражала уверенность в том, что Харрингтон достойно заслужила каждую запись в личном деле. В конце концов, в том и заключается адмиральская работа — воспитывать молодых выдающихся офицеров. Но в определенной степени сама репутация графа Белой Гавани, в прошлом всегда отказывавшегося злоупотреблять личным влиянием, делала его нынешние усилия по продвижению Харрингтон по меньшей мере подозрительными.