Коротков
Шрифт:
Интенсивно занимались разведкой за рубежом иностранный отдел НСДАП («Организация зарубежных немцев») во главе с гаулейтером Эрнстом Боле, министерство иностранных дел и ряд других ведомств.
В верхушке СС и СД давно подозревали, что адмирал Канарис является старым агентом английской разведки. Гитлер тоже никогда полностью не доверял «маленькому адмиралу», как называли Канариса, без особых на то оснований, просто в силу своей обычной подозрительности. Намеки на связь Канариса с англичанами встречаются в литературе и по сей день. Официальные английские компетентные органы хранят многозначительное молчание. Слишком многозначительное, чтобы этой версии стоило верить всерьез. Вряд ли глава абвера был английским шпионом (как не был им и глава тогдашних советских спецслужб Лаврентий Берия, хотя именно это обвинение было предъявлено ему Особым присутствием в 1953 году). Другое дело, что какие-то контакты
70
В 1942 году знаменитый Ким Филби, работавший тогда в английской разведке МИ-6, узнал о готовящейся поездке в Испанию главы абвера адмирала Канариса. Филби установил точную дату, часы, название гостиницы — «Парадор» — между Севильей и Мадридом в местечке Мансанарес, где должен был остановиться Канарис. Филби разработал и предложил начальству план устранения шефа абвера. Начальник МИ-6 Стюарт Мензис пришел от этой идеи в ужас и категорически запретил даже пальцем тронуть Канариса. Филби первому тогда пришло в голову (и он сообщил об этом в Москву), что «маленький адмирал» поддерживает определенные связи с английской разведкой. Однако, разумеется, отсюда вовсе не следует, что он был ее агентом.
…Обергруппенфюрер Гейдрих не успел свалить своего сильного соперника, но это через два года сделали Гиммлер и Мюллер. Они смогли убедить Гитлера, что все неудачи на Восточной фронте происходили и происходят по вине военной разведки. 18 февраля 1944 года Канарис был снят с должности и получил малозначительный пост начальника управления экономической войны при штабе ОКВ. 12 апреля того же года абвер фактически прекратил свое существование, его штат, а с ним и функции были поделены между ведомствами Мюллера и Шелленберга.
После неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 года Канарис по подозрению в причастности к заговору был арестован. Поначалу его не трогали. Потом стали зверски пытать, а ровно за месяц до окончания войны, в ночь с 8 на 9 апреля 1945 года, раздели догола и повесили на рояльной струне в концлагере Флоссенбург…
Можно только гадать, сколько тайн, не потерявших своего значения и по сей день, унес с собой в могилу «маленький адмирал». [71]
71
Читателя, особо интересующегося темой этой главы, автор отсылает к своей же книге «Тайны спецслужб III Рейха». М., 2004 г.
«КОРСИКАНЕЦ», «СТАРШИНА», «СТАРИК» И ДРУГИЕ
Убедившись, что Борис Журавлев успешно справляется со своей отныне главной обязанностью — поддержанием контактов с «Брайтенбахом», Александр Коротков перешел к восстановлению других порушенных связей.
17 сентября 1940 года в дверь одной из квартир дома № 16 по Войрштрассе позвонил красивый молодой мужчина. Ему открыл дверь человек постарше, худощавый, в простых круглых очках, с трубкой в зубах. Незнакомец, говоривший по-немецки с легким венским акцентом, назвался Александром Эрдбергом [72] . Удостоверившись, что имеет дело действительно с доктором Арвидом Харнаком, он передал ему привет от их общего старого знакомого — Александра Гиршфельда.
72
Этот рабочий псевдоним Короткова оставался загадкой добрые полвека. И это тоже свидетельствует о его мастерстве конспиратора. Ни следователи гестапо, ни судьи имперского военного суда во время процессов над участниками «Красной капеллы» так и не смогли установить, кто из сотрудников советского полпредства или торгпредства скрывался под этим псевдонимом. Лет через восемнадцать министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке расспрашивал представителя КГБ СССР генерал-майора Короткова, не знает ли он такого разведчика — Александра Эрдберга. Выдающий себя за великого знатока истории советской разведки перебежчик О. Гордиевский в своей книге (в соавторстве с К. Эндрю) «КГБ. История внешнеполитических операций
…Здесь автор вынужден сделать некоторое отступление. Дело в том, что спустя некоторое время после того, как Коротков восстановил связь с Харнаком, тому был присвоен новый оперативный псевдоним. «Балтиец» стал именоваться «Корсиканцем». Такое в разведке практикуется, дабы спецслужбы противника не вычислили личность источника по косвенным данным и признакам. Чтобы не вносить путаницу, автор впредь во всех случаях будет называть Харнака его новым и последним псевдонимом — «Корсиканцем».
Увы, Короткову пришлось испытать некоторое разочарование. В силу то ли природной осторожности, то ли подозрительности, выработанной годами жизни в рейхе, длительным молчанием советской стороны, но Харнак ему не поверил. Он не выставил «Эрдберга» за дверь, говорил с ним, тщательно подбирая слова, видимо, рассчитывая, что если незнакомец — провокатор гестапо, он сумеет сослаться на то, что просто не понял его.
Коротков учел опасения Харнака и не стал ни на чем настаивать. Предложил встретиться снова через несколько дней, тогда он сможет убедить собеседника, что пришел к нему как друг. В тот же день Коротков запросил Центр разрешения тайно привезти «Корсиканца» на своей машине с дипломатическим номером в советское полпредство, чтобы развеять там все его сомнения.
Через две недели Москва дала согласие. На следующий день Коротков незаметно принял Харнака на тихой, безлюдной улочке в свой «Опель-Олимпию», тот лег на дно салона, укрылся пледом. Убедившись, что со стороны пассажира в машине не видно, Коротков благополучно привез Харнака в полпредство.
Только здесь, очутившись в «секретной», то есть не прослушиваемой комнате, «Корсиканец» объяснил причину своей повышенной недоверчивости. Оказывается, в марте в гестапо поступил анонимный донос о том, что в министерстве экономики работает чиновник в ранге оберрегирунгсрата, который раньше сочувствовал коммунистам. Гестапо провело расследование, под которое попали несколько человек, в том числе и Харнак. Однако оберрегирунгсрат, чье положение в министерстве, партии и Национал-социалистическом союзе юристов было достаточно прочным, сумел убедить дознавателей, что никогда коммунистам не сочувствовал, а экономические теории Маркса, как и других экономистов, изучал, поскольку это было необходимо для его профессиональной работы.
Действительно, во времена Веймарской республики (и даже раньше — при кайзере) экономические работы Карла Маркса, в том числе и самая фундаментальная из них — «Капитал», — изучались во многих университетах Германии. Кроме того, Харнак был причастен к выработке торговых соглашений с СССР, а вести дела с русскими в этой сфере, не зная теории, на которой зиждется их экономика, невозможно.
Видимо, дознаватель не был совершенно уж тупым нацистом. Он счел эти объяснения вполне разумными и достаточными. Проверка завершилась для Харнака благополучно: перед ним извинились, но он сделал для себя справедливый вывод, что уж если он привлек к себе внимание гестапо, ему следует отныне проявлять крайнюю осторожность.
В шифровке, переданной резидентурой в Центр, отмечалось: «…“Корсиканец” после того, как он был при последней встрече в октябре месяце привезен в полпредство, рассказывает, все имевшие тогда место настороженность и недоверие рассеялись. Единственное, что он просит, это не фиксировать фамилии, чтобы избежать опасности потери или кражи бумаг, “хотя русские наверное лучше, чем немцы, относятся к секретным документам”. Служебное положение “Корсиканца” прежнее.
Основной упор встречи был сделан на выяснение того, что же из себя представляет круг связанных с ним лиц, каковы их цели, в чем заключается работа, какова организация».
Коротков был ошеломлен, когда узнал, что сеть информаторов Арвида Харнака к этому времени достигала шестидесяти человек. В нее входили люди разного общественного положения, профессий, возраста, даже политических и религиозных взглядов. Это обеспечивало широту и глубину информации, ее разносторонность. Объединяло этих людей одно — ненависть к нацизму. Сам Харнак был убежден, что собственными силами немецкий народ, по крайней мере в обозримом будущем, не избавится от гитлеровского режима, влекущего Германию в пропасть. Не надеялся он и на западные демократии, особенно после позорной капитуляции Франции, последовавшей за столь же позорной для этой страны «Странной войной». Он был убежден, что разгромить нацизм может только Советский Союз, его Красная Армия. И готов был этому способствовать всеми своими силами, даже ценой собственной жизни.