Коротков

Гладков Теодор Кириллович

Ушел из бывшего 5-го отдела, ныне Первого управления, заместитель его начальника Павел Судоплатов. Еще 5 июля была образована Особая группа для руководства разведывательно-диверсионной работой в тылу врага, то есть на оккупированной немцами территории Советского Союза. Судоплатова назначили ее начальником. В октябре Особая группа была преобразована во 2-й отдел, а в январе 1942 года в Четвертое управление НКВД СССР. В распоряжение группы направили большое число профессиональных чекистов — и разведчиков и контрразведчиков. Некоторых по «заявке» Судоплатова нарком разрешил взять прямо из… внутренней тюрьмы, в том числе смертников Якова Серебрянского, Петра Зубова, Ивана Каминского. Зачислили, точнее восстановили в кадрах, и некоторых ветеранов, в разное время и по разным причинам уволенных,

но репрессиям не подвергшихся. Так, добровольно вернулся на службу уволенный в 1939 году самим Берией за необоснованное массовое прекращение «следственных дел» капитан госбезопасности Дмитрий Медведев, будущий прославленный партизанский командир, писатель, Герой Советского Союза.

Как бы то ни было, уехав в декабре заместителем начальника отделения, Коротков вернулся в свой старый кабинет заместителем начальника отдела. Уже это автоматически подымало его статус. И какого отдела! Того самого, что занимался разведкой не против эвентуального, иначе говоря, возможного противника, а смертельного врага, с которым Советский Союз вел самую кровопролитную войну за всю историю человечества…

Одним из первых вопросов, что Коротков задал коллегам, явившись на Лубянку прямо с вокзала, было нетерпеливое: «Что слышно из Берлина?»

В ответ получил малоутешительное: ничего не слышно. В буквальном смысле слова. И неудивительно. Минск немецкие войска захватили уже 28 июня. К тому времени, когда два эшелона с советскими гражданами наконец вернулись в Москву, вся зона уверенного приема сигналов станций Д-5 и Д-6, с радиусом из Берлина примерно в тысячу километров, уже была оккупирована германскими войсками.

Коротков выяснил: приемные станции зафиксировали несколько неуверенных, сбивчивых передач вызывного характера, не содержащих никакой иной информации. Операторы могли лишь отметить, что на рации в Берлине работал очень неопытный человек, даже не новичок, а так вообще, начинающий. Принял ли корреспондент ответ Центра — неизвестно.

И это — в самые тяжелые дни и недели лета 1941 года, когда немецкие дивизии, невзирая на потери и сопротивление со стороны Красной Армии, продвигались вперед почти на всем протяжении огромного фронта. Как нужна была в эти дни информация из столицы Германии о подлинных потерях вермахта, ближайших планах его командования, их изменениях, коль скоро при очевидных успехах — разгроме кадровых частей и соединений Красной Армии, захвате всей Прибалтики, значительной части Украины, Белоруссии, Молдавии, западных областей РСФСР — блицкриг не состоялся. То было единственным утешением. А Коротков хорошо помнил авторитетное мнение некоторых высокопоставленных немецких генералов: если Германия не разгромит Советский Союз примерно за восемь недель, ей войну не выиграть.

Да, блицкриг не состоялся. Но это еще не гарантировало победу и Красной Армии. Ей на это потребовалось почти четыре года. И обошелся праздничный салют 9 мая 1945 года стране в тридцать миллионов жизней и не поддающемуся по сей день исчислению горю, постигшему все народы, населяющие страну, каждый дом, каждую семью.

Сегодня невозможно даже приблизительно сказать, сколько человек в СССР были достаточно точно информированы летом 1941 года о подлинной мощи вермахта, потенциале военной промышленности Германии и тому подобном. Александр Коротков хоть и состоял в чинах небольших, знал силу Третьего рейха лучше иных многозвездных генералов [102] , а также сонма секретарей партийных комитетов всех уровней. Но и он не мог представить, что уже в октябре немцы выйдут к дальним предместьям Москвы и в столице будет введено осадное положение.

102

В мае 1940 года в Красной Армии были упразднены звания комбригов, комдивов, комкоров, командармов. Лица высшего начальствующего состава стали именоваться как во всем мире — генералами (в Военно-Морском Флоте, соответственно, адмиралами).

Как бы то ни было, от него и его коллег — и скромных сержантов госбезопасности, и комиссаров,

и самого наркома — требовалось с удвоенной, утроенной энергией исполнять свой служебный, полностью совпадающий с партийным и гражданским, долг: обеспечивать руководство страны и высшее командование Красной Армии достоверной, обширной и своевременной информацией о Германии и ее вооруженных силах.

Последующие полтора года Александр Коротков и его коллеги делали все возможное, чтобы установить (точнее, восстановить) связь с берлинскими группами, а также действующими независимо от них «Брайтенбахом», «Фильтром» и другими источниками информации.

Как во всем, что связано с войной, а с тайной войной в особенности, в истории «Красной капеллы» и по сей день много «белых пятен», неясностей, загадок.

Автор рассказывает о последних месяцах и неделях жизни берлинских антифашистов на основании изученных им архивных материалов служб нашей разведки, гестапо, публикаций в советской и зарубежной литературе и прессе, а также бесед с некоторыми прямыми и косвенными участниками событий.

Вот такая сложилась в его представлении картина, которую он полагает наиболее приближенной к истине…

Работа, проделанная Коротковым в Берлине в 1940–1941 годах, хоть и не пришлась по вкусу высшим инстанциям, в самом наркомате была оценена высоко. Уж очень явно совпадали действия германского правительства, командования вермахта со своевременной информацией, поступившей от «Степанова» в Москву.

Еще до возвращения советских дипломатов и специалистов из Германии на Родину руководство разведки приняло решение о дальнейшем служебном росте Короткова. Нарком не возражал — возможно, сам себя мысленно и похвалил, что оставил молодого разведчика в штатах наркомата. Разумеется, не из соображений высшей справедливости, тем более — гуманности, но по холодному и трезвому расчету. Который оправдался. Только и всего [103] .

103

Война нисколько не смягчила нрав наркома. Читатель российский хорошо знает о расстреле по приказу Берии в сентябре 1941 года ста шестидесяти заключенных в Орловском централе, а несколько позже — двадцати пяти генералов и военных конструкторов. Но мало кому известно, что в ночь на 16 октября 1941 года по распоряжению Берии расстреляли 138 заключенных Бутырской тюрьмы. В их числе были крупные чекисты: бывший начальник главного управления милиции Лев Вельский, бывший начальник охраны В. И. Ленина Абрам Беленький, разведчик Сергей Шпигельглас и многие другие. А ведь почти все они могли вернуться в строй и, забыв обиды, встать на защиту Отечества в его трудный час…

В руководстве разведки уже созрело намерение направить Павла Журавлева на ответственную должность легального резидента в Иран, где сложилась непростая оперативная обстановка и ощущалась острая нужда в опытном разведчике, обладающем широким кругозором и не только профессиональными, но и дипломатическими способностями, поскольку ему предстояло работать в контакте с таким сложным союзником, как английские спецслужбы.

Его-то и должен был заменить Александр Коротков. Назначение на должность начальника одного из ведущих отделов разведки, если в условиях войны не самого главного, — немецкого было делом серьезным и ответственным.

К достоинствам Короткова, признанных руководством, следовало отнести его знание положения в Германии и тамошних источников информации, понимание менталитета немцев, свободное владение языком. К недостаткам — отсутствие опыта руководящей аппаратной работы в Центре. Противоречие? Конечно…

Начальник разведки Павел Фитин нашел для его решения простой, умный, хотя и парадоксальный способ, утвержденный и «кадрами», и наркомом.

А именно: Александр Коротков был назначен начальником 1-го (немецкого) отдела 1-го управления НКВД. Одновременно ему было присвоено звание капитана госбезопасности. Майор же госбезопасности Павел Журавлев временно, до отъезда в загранкомандировку, был назначен заместителем своего собственного бывшего заместителя!