Корпус-3
Шрифт:
— Добро пожаловать, — говорит наша девочка, и что-то в ней меняется. Исчезает напряженная, упрямая поза. По сравнению с другими девочка кажется неопрятной, потрепанной, усталой, постаревшей.
— Я иду к Матери. Когда я коснусь ее, она вспомнит все, что произошло, а затем встретится с вами.
Мы с Кимом хватаемся за трос. Закрывающаяся переборка блокирует потоки холодного воздуха у нас за спиной. Из водоема, в котором заключен генофонд, поднимается труба, увенчанная прекрасной шапкой золотых ветвей с цветками.
Девочки, словно пчелы, снуют вокруг цветков, забирая и унося образцы. Это замечательное зрелище заставляет меня осознать свою ничтожность. Мы у пупка Корабля. Ну, у меня с Кимом пупков нет, зато у девочек они есть — крошечные симпатичные впадинки, а у Корабля — воистину огромный омфал.
Это живая, полная энергии гонада Корпуса-3; ради нее и существует Корабль, ради нее он летит к цели. Именно здесь берет свое начало Кладос, все живое создают и оценивают здесь. Мать захватила генофонд, сделав себя повелительницей самой жизни.
Но я все равно ее не помню.
Вокруг столько информации, столько визуальных символов, которые должны вытащить из нашей памяти скрытые воспоминания и сведения… Так почему мы не помним Мать?
Кто придумал и создал ее?
— Внимание, — предупреждает Ким.
Я смотрю туда, куда указывает его палец лимонного цвета.
— Группа встречающих.
Десять девочек, все в синих комбинезонах, движутся колонной, держась за руки. Из стены отсека вырастает трос, и, цепляясь за него, словно за ограничительную перекладину в кабинке на карусели, они идут к нам с Кимом. Девочки молчат, и мы их, похоже, особо не интересуем — не обращая внимания на наши протесты, они мягко, но настойчиво подталкивают нас в направлении кормы.
— Напомни, как меня зовут? — спрашиваю я у Кима.
— Черт, забыл, — отвечает он. — Ты Учитель. Санджей, кажется.
Воздух становится теплым, тропическим. Нас ведут мимо закругленных выступов в стенах, мимо колонн, которые поддерживают клубки переплетенных золотых труб, гладких и полупрозрачных. Все негромко шипит и свистит. Это похоже на…
Морской прибой.
Океан. Соленый воздух, брызги, чайки, клочки разлагающихся водорослей. Мокрый песок между пальцами босых ног. Изначальный генный резервуар Земли. Я плаваю в лагуне под жарким синим небом… вместе с моей девушкой.
Мне всегда нравился этот звук.
Полагаю, на самом деле я никогда не плавал в океане и не гулял по настоящему пляжу, но звук мне все равно нравится.
Трубы исчезают у нас за спиной, и остается лишь теплое сияние ламп на стенах; когда мы проходим мимо них, они складываются в узор-«горошек», словно на светящейся коже глубоководного существа.
Впереди густые заросли; ветви покрыты листьями, усеяны крошечными светящимися цветками, которые живут своей собственной жизнью. Все эти крошечные сверкающие существа наблюдают за нами с интересом, без боязни.
Это шар-лес.
Нет сомнений, мы входим в охраняемую зону, однако дети и цветущий лес скорее радушные хозяева, нежели стражи. Мы не враги. Нас ждут. Среди ветвей открывается тропа. Только сейчас мы видим, что ветви покрыты миллионами крошечных шипов, на которых виднеются зеленоватые капельки — вероятно, фатальные дозы яда для неосторожных и незваных гостей.
То, что находится внутри этого шара, для кого-то очень важно — хотя бы для нее.С другой стороны, у Матери должна быть охрана, верно?
— Ничего не трогай, — говорю я Киму. — Вокруг нас кобры.
— Что такое «кобра»?
— Змея.
— A-а, длинная, с зубами?
Этот нелепый разговор мы ведем отчасти для того, чтобы скрыть свое смущение, — нам неловко, что мы будто под охраной отряда девочек. Они раздвигают ветви совершенно невозмутимо; похоже, шипы не причиняют им ни боли, ни вреда.
От светящихся цветов исходит восхитительный сладковатый аромат, совсем не ядовитый, более того, он похож на персиковый. Нас влекут в персиковое сияние. Наше сопротивление слабеет. Чары Матери очень сильны.
Заросли темно-зеленых ветвей окружают полость в лесном шаре, и в самом ее центре, на помосте, устеленном подушками, находится длинное, плотное, невероятно привлекательное существо.К гостям оно обращено спиной, однако нет сомнений в том, что это женщина — хотя поначалу человеческого в ней я нахожу мало. Она чем-то похожа на змею, но ни у одной змеи нет такого числа грудей, упорядоченно расположенных на мясистых кольцах туловища. Ее сосут многочисленные девочки — меньше и моложе тех, что мы уже видели.
Надушенная, выделяющая молоко плоть идеально соответствует ее функции. Мать может двигаться ровно столько, сколько ей нужно, а если понадобится пойти дальше, ей помогут девочки — ее выводок, ее дети, которые рождаются постоянно, заменяя тех, кто погибает при выполнении задач. Интересно, грустит ли она по ним? У Матери столько дел…
Она поворачивает голову — крошечную по сравнению с огромным волнообразно изгибающимся телом — и одаривает всех лучезарной улыбкой.
Подожди.
Аромат уже действует на меня. Это лицо мне знакомо.
Нет, пожалуйста…
Мы здесь!
Это лицо из моего Сна — женщина, которую мне суждено обнять во время высадки на новую планету. Сон поднимается из глубин памяти, накрывает меня стремительным, теплым и влажным потоком. Накатывает мощный приступ тошноты, вызывающий судороги и дрожь. Девочки пытаются меня удержать, но я сопротивляюсь, отталкиваю их руками и ногами.
Я снова похож на младенца — холодного и несчастного, которого вытащили из утробы в страшный мир. Я хочу вернуться в прежнее, невежественное состояние, к своей дурацкой драме. То, что здесь происходит, неправильно.Это не она.Это возмутительно — даже онине посмели бы сделать такое с ней, с нами!