Корпус Смерти
Шрифт:
Отряд замирает на месте, ощетинившись во все стороны клинками, спина к спине. Настороженно выглядывают из-за щитов.
А Асмунд с расширившимися глазами глотает воздух. Оперение тонкой, эльфийской стрелы мелко подрагивает у самого его лица, впившись в ствол дерева.
— Вы кто такие?
Странное искажение звука — непонятно откуда шел голос, да и сами слова неведомым образом искажались, резонирую от барабанных перепонок и стенок черепной коробки, воспринимаясь как-то чуждо, противоестественно.
— Мы пришли с миром, — Меред поднимает вверх пустые руки, — клан Сынов Одина хочет поговорить с Отцом Монстров.
—
Хирдманы помялись.
— Выполнять, — отчеканила будущая дева битвы.
Осторожно, не делая резких движений щиты и оружие было свалено в одну кучу.
— Получите на выходе. Идите прямо и не оглядывайтесь. Шаг в право, шаг влево — расстрел. Прыжок на месте — попытка улететь. Стреляем без предупреждения.
— Х-хорошо.
Затылки и спины обжигали чужие взгляды и нацеленные между лопаток наконечники стрел.
Метров сто или несколько километров. Молчание и осознание того, что любой чих может быть воспринят как активация особо мощного заклинания с соответствующей реакцией удлиняли путь практически до бесконечности.
Звуки.
Те самые звуки, которые издает любой военный лагерь. Только… немного неправильные, неестественные. Словно в них вклинилось что-то иное, до этого никогда не встречавшееся в пределах Стального Острова.
Среди толстых деревьев и разросшегося кустарника показался просвет.
Шагать. Просто шагать.
Несколько минут или часов?..
Пологий берег. Дохлые туши причаливших кораблей. Вырубленные деревья. Выкопанный ров, опоясывающий разномастные палатки и спальные мешки. Тлеющие костры. Суетящиеся фигурки — и далеко не всегда подходящие под человекоподобные нормы. Частокол на вершине вала из смерзшейся за ночь почвы.
Что такое лагерь в котором больше десятка человек?
Это мусор, это грязь, это постоянная суета и куча ресурсов, уходящих на поддержание этого безобразия в более или менее сносном состоянии. "Земли Меча и Магии" немного отошли от реализма в этом аспекте — убрав смрадные выгребные ямы, куда гадили и скидывали отбросы бойцы, избавились от заживо гниющих людей, получивших в бою ранение вместе с заражением крови, зелья никто не отменял, не было табора шлюх, спекулянтов, мародеров, торговцев и прочей шушеры, следующей за каждым войском стаей стервятников, ищущих поживу. Осталась лишь слегка присыпанная налетом фэнтезятины повседневность Средневековья без его худших аспектов. Хотя если постараться, то всегда можно превратить это все в то, чем на самом деле является сборная солянка из всевозможных тварей и моральных уродов, искалеченных зловонным дыханием войны, слив мораль в нулину.
Подошвы сапогов скользят вниз по холму, истекающему под ногами викингов струйками мелких камешков и земли.
Хильде это все уже не нравилось.
Их всего четырнадцать. А тут потенциально больше сотни отъявленных головорезов, пошедших под знамена еще большего ублюдка. Что кроме отвращения может вызывать человек с кличкой "Отец Монстров"?
Девушка старалась этого внешне не выказывать, но в ней боролись два противоречивых чувства, разрывающие изнутри — брезгливость и едва теплющаяся в сердечной мышце надежда. Тихая ярость от осознания того, что ее как суку привели на случку с человеком, которого она в глаза не видела и за спиной которого тянется кровавый шлейф сломанных судеб. И смутное, засевшее где-то в подкорке мозга желание, чтобы Отец Монстров оказался еще хуже, чем о нем говорят.
А с уроками матери… мужчинами до безумия просто управлять, если ты имеешь нужные для этого физические данные, острый ум и знание о том, какие шестеренки вертятся в их головах. Жратва, бабы и вино. Деньги, слава и власть. Тупые животные…
И ведь это Лорд. Бессмертный, Неумирающий Лорд — это лучше Бьерна, лучше Свана. Это лучше всего, что есть на проклятом Железном острове. Оплести любовными сетями самовлюбленного ублюдка, разыграв перед ним невинную овечку, подмять под себя, сделать своей послушной марионеткой, до последнего считающей что все решения и действия, который он принимает — его личный выбор, а не что-то навязанное извне.
Это будет просто.
Глава 17. А я долбо#б!
Первое правило Анархиста гласило — без баб! Прямо, как и у Гены Букина.
Ибо то, что могут сделать десять высококлассных "крыс", дополненных профессиональными "кротами" и матерыми шпиками от враждующих группировок не сравняются с тем, что наворотит одна истеричная, тупая и склочная баба. Возможно, это было грубо, неэтично и довольно глупо, мести всех под одну гребенку, но сорок три шрама и четырнадцать сломанных костей Анархиста, не считая раздробленных пальцев с вырванными ногтями, были более чем весомым доказательством в пользу подобной политики их отмороженного бандформирования. Только шлюхи — не больше и не меньше, любовь для лохов и трупов, зарытых где-то в лесополосе.
Хильда не знала кто такой Анархист. И понятия не имела, кто такой Гена Букин.
Но уже на входе в лагерь поняла, что это будет нихрена не просто.
Проем шириной с телегу в двухметровом вале. Грубо сколоченные вместе доски мостика, соединяющего в единое целое два куска земли, разделенные рвом глубиной с могилу. Грязь. Мусор. Следы. И человек, с задумчивым видом ковыряющийся в этой самой грязи пальцем, присев на корточки. Поджарое тело, испещренное едва заметно сияющими зеленоватым цветом линиями, довольно привлекательное лицо небогатого дворянина, обрамленное копной черных волос. Совершенно точно не рядовой рубака. Скорее всего неплохой колдун.
Колесо. На жидковатой грязи было выведено немного кособокое колесо.
Мозг Хильды слегка заклинило на осознании того, что рука, которой неизвестный старательно чертил, меньше всего походила на нормальную конечность. Вполне стандартное предплечье, показавшееся под короткими рукавами кожаной куртки, узкое запястье и… чертова клешня, пятипалое наслоение костяных пластин, образующих органического происхождения латную перчатку, оканчивающуюся тридцатисантиметровыми лезвиями.
И то, что сидело рядом с ним…
Нескладное, болезненно-тощее существо. Абсолютно лысое, ростом в метр. Темная щель носа, блеклые глаза. Безгубая пасть тянущаяся широким рубцом до заостренных ушей, усеянная кривыми иголками клыков. Острые когти на птицеподобных лапах. Бледно-бурая шкура, в местах вспухших суставов украшенная явственно проступающими чешуйками и небольшими костяными пластинами. Загнутые колючие наросты по всему ассеметричному черепу и вдоль позвоночника, уменьшаясь ближе к голому крысиному хвосту, оканчивающемуся истекающими тяжелыми каплями белесой жидкости шипами.