Корректировщики
Шрифт:
— Да мы с экзамена только что, — Черненко попытался увести разговор от полигона. — С физики.
— Сдали? — осведомился Иосыч, нынешний непосредственный патрон ребят.
— Да куда ж мы денемся? — пожал плечами Котляков. — По трояку. По правде говоря, лично меня эта тройка устраивает.
Илья в разговоре почти не участвовал. Сидел в стороне, слушал. По достоинству оценил натуральный подвиг, совершенный группой — именно группой, Илья прекрасно знал, чего в таких случаях стоит поддержка коллектива.
Вспомнил, что ему когда-то рассказывали про физика. Причем не в Академии — там этого не знали.
Студентов он гонял согласно требованиям большой науки: не смог до конца вычеркнуть прошлое. А вот “пятерок” в первом семестре не ставил из-за суеверия. То ли пожалел кого-то на экзамене прямо перед отлетом на Венеру, завысив балл, то ли еще что-то. Словом, полагал, что между оценками, выставляемыми им на экзаменах, и корректировкой есть прямая связь.
Приехал Лоханыч из больницы:
— Все нормально, — сообщил он. — Дама вне опасности.
— А чего случилось-то? — спросил Илья.
— Как обычно, — язвительно отозвался Бондарчук. — То понос, то золотуха. Одновременно инициация антикорректора полуторной ступени и очередная разминка нашего обожаемого Вещего. Хорошо мальчик порезвился, ничего не скажешь: инициация прервана настолько жестоко, что я удивляюсь выносливости этой, как ее… Риты Орловой. Правильно? — посмотрел на Котлякова.
Тот слегка побледнел:
— Правильно. Но мы ни вспышек, ничего не видели.
Бондарчук развел руками:
— Это говорит только о том, что мальчик набирается опыта и учится быть незаметным. Еще чуть-чуть, и я не знаю, как мы его ловить станем. Он еще пару раз выйдет в Поле, привыкнет, инициируется сам — и мы, вы уж мне поверьте, его просто не найдем.
— Какие на сей счет будут мнения? — в пустоту спросил Иосыч.
Мнений было много, но не по существу. Бондарчук, к примеру, возмущался совсем по другому поводу:
— Знаете, что меня всегда в стихийниках бесило? Они, чтоб комара прихлопнуть, ядерными бомбами пользуются. Нет, ну а как еще это назвать?! Чтоб блокировать антикорректора, Вещий выходит на вторую ступень! На вторую! Этой второй ступени хватит, чтоб предотвратить взрыв на нефтяной скважине или авиакатастрофу! Чтоб спасти сотни жизней! А он — такую мощь на чепуху! Нет, когда мы его найдем, я ему просто морду набью.
— Так он тебе и признался! — ехидно откликнулся Царев. — Пришел и сказал: я Вещий Олег, здравствуй, Шура Бондарчук.
Илья молчал, осторожно приживаясь к своим ощущениям. Он был почти уверен, что уж ему-то Вещий свое инкогнито раскроет, не может не раскрыть, но сейчас важней не потешить самолюбие, — а, вот, вся Служба искала, а я в одиночку справился! —
А ощущение у него было таким: Вещий Олег просто никак не осознает, что это делает именно он. И искренне полагает, что сделал это кто-то другой. Но какая, черт подери, у него тогда ступень, если выход на “двоечке” он просто не замечает?!
16 января — 22 января 2083 года
Селенград
Оля проболела неделю. Первые трое суток она просуществовала в непонятном мареве. После экзамена по физике никак не могла отоспаться, просыпалась с мыслью “как же хочется спать!” И во сне ей снилось, что она вечером ложится в уютную постель и засыпает. Когда более-менее научилась справляться с закрывающимися глазами, обнаружила, что у нее держится высокая температура и страшно болит горло.
Ей было очень приятно, что про нее не забывали. Приезжала Наташа, привезла малиновое варенье. Потом приехала еще раз, вместе с Катей, Павлом и Черненко. К этому моменту Оля почти выздоровела, только кашляла сильно. Посидели, попили чайку, съели проспоренный Павлом торт. Шоколадный, Олин любимый.
Оля только после болезни заметила, как сильно изменились Павел и Сашка Черненко. Они оба куда-то уезжали на неделю перед самой сессией, а вернулись как с линии фронта. Оля даже разглядела в черных Павловых волосах серебряные ниточки седины. Сказала ему, он тут же помчался в ванную и повыдергивал их.
Рассказали Оле все новости. Риту, оказывается, прямо с экзамена увезли в больницу. Сердечный приступ. Оля расстроилась, но ее успокоили: уже все нормально, через три дня выписали. Рита после больницы подала заявление о переводе на роботехнику, там требования были помягче. И физику будет пересдавать там. Другому преподавателю. Оля несколько раз звонила ей домой, хотела посочувствовать, предложить свою помощь — в принципе она могла бы посидеть с Ритой, подготовить ее так, чтобы сдать экзамен Есусикову и остаться на военке, — но Риты то ли не было дома, то ли она не брала трубку. Обиделась, наверное. У нее еще за тот случай с Ильей, когда Оля отказалась ехать с ней, обида осталась. В конце концов Оля махнула рукой: ну в самом деле, кому это надо? Оле надо уговаривать Риту, чтобы помочь? Или это Рите нужно? Ну вот то-то же.
И почти каждый вечер звонил Илья. Трепались по полтора часа. Оля каждый раз после такого вечернего разговора засыпала легко, с улыбкой. И никакие кошмарные экзамены не мучили ее во сне.
13 февраля 2083 года, суббота
Селенград
Всю ночь Оле снились грибы — к слезам. И, вообще, весь день встречались дурные приметы.
Вернувшись из Академии, Оля увидела на определителе номер Ильи. Ага, понятно. Он еще тогда, когда был у нее дома, обнаружил, что камера от телефона нуждается в серьезном ремонте, на ходу не починишь. Посоветовал Оле не пользоваться камерой и пообещал починить, когда у него время будет. Этот звонок означал, что Илья выкроил время.