Корсары Николая Первого
Шрифт:
В принципе, ничего нового они не узнали. Действительно, «Ольза» проскочила мимо опасностей в лице человека – никто польский корабль даже не пытался перехватить, море будто вымерло. Зато шторм навалился, как слон на Моську. Капитана смыло за борт… В общем, все было так, как и предполагали русские. Корабль выбросило на берег, и команда бухнулась спать. Осуждать их не имело смысла, устали все страшно, однако, как оказалось, спокойно отдыхать на чужом берегу несусветная глупость. Местные взяли их сонными, кто попытался сопротивляться – убили на месте, ну а остальных скрутили. Остальное русские и сами видели, даже поучаствовали в меру сил.
Александр
– Значит так. У вас сейчас выбор из двух вариантов. Не бледнейте зря, никто вас за борт выкидывать не собирается. Не для того вылавливали. Или идете с нами, такими же матросами, как и остальные, делаете что скажут и не кривитесь, либо мы высадим вас на какой-нибудь остров, а там уж как повезет. И даже не знаю, где больше риска.
Поляки переглянулись, затем тот, что рассказывал об их приключениях, перевел товарищам сказанное мичманом. Некоторое время в воздухе тяжелым облаком висело молчание, а потом один из поляков, самый молодой, вскочил, едва не ударившись головой о низкий потолок, и начал что-то говорить. Очень громко, эмоционально, разве что рубаху на груди не рвал, хотя и совершенно непонятно.
– Он говорит, что его брата убили англичане. Второго брата зарезали этой ночью. Он говорит, что пойдет куда угодно и с кем угодно, чтобы отомстить.
– С ним ясно. Остальные?
Поляки быстро переглянулись, недолго переговаривались, а потом единодушно решили, что на корабле – оно как-то и спокойнее, и комфортнее. Оставалось показать им, где разместиться, и приказать отдыхать. Все же устали эти шестеро страшно, и толку от них сразу ждать не приходилось.
Уже когда они вышли, Гребешков, как обычно следовавший за мичманом, негромко сказал:
– Александр Александрович, я по-польски немного понимаю. Там один…
– Что? – повернулся к нему Верховцев.
– Он все говорил, что нельзя с москалями вместе быть. Остальные его заткнули и пообещали набить лицо, но…
– Предупреди остальных об этом умнике. И приставь кого-нибудь, чтоб присматривал за ним незаметно. Может, он сейчас просто от всего, что с ними случилось, а может, бунтарь. Всякого ждать можно.
– Слушаюсь!
– Не тянись зря. Иди, отдыхай, пока есть время, а там видно будет.
Проливы они, как и рассчитывали, прошли ночью, и получилось это на удивление спокойно. Кораблей в море они не видели, хотя пару раз замечали на фоне берега силуэты, украшенные частоколом мачт. Но, очевидно, эти корабли стояли на якоре. Оставалось только не шуметь лишний раз. Матвеев, сам встав к штурвалу, уверенно вел корабль – не соврал, чувствовалось, что не первый раз здесь и где можно идти – знает. Остальным, конечно, выпала бессонная ночь, однако ничего страшного, потерпят. Словно лиса из обложенной охотниками норы, медленно и осторожно выбирался корабль из ловушки Балтийского моря.
Но выбраться – это полдела. Балтийское море – проторенная дорога, по которой ходит превеликое множество кораблей. И, соответственно, большинство стремится в него войти или же выйти. Встречаться с ними было сейчас категорически противопоказано. Эх, были бы на борту пушки! Но какой смысл мечтать о несбыточном?
Несколько раз они видели на горизонте паруса и старательно уходили с их дороги. Впрочем, учитывая, что никто за ними не погнался, это были обычные купцы. А потом и их не стало – «Санта-Изабель» уходила все дальше на север, а туда мало кому хотелось. В нищую Норвегию, пребывающую, тем более, под властью шведской короны, корабли ходили не то чтобы часто, а дальше, в русские воды, сейчас лезть купцы хотели еще меньше. Льдов пока хватало, и повредить корабль можно было запросто.
Кое-что они, правда, не додумали. На севере холодно, особенно зимой, но и весна в высоких широтах не самое жаркое время. А теплой одежды на корабле имелось очень мало – все же идти испанцы планировали на юг. Им же, рожденным под ярким солнцем у теплого моря, пришлось хуже всего – мерзли все страшно и старались без нужды на палубу не выходить. Русские были привычнее, однако легенды о том, что русские умеют зимой спать в берлогах, как медведи, так сказками и остаются. В общем, мерзли все.
Грелись, как могли, а это, в свою очередь, приводило к стремительному уменьшению запасов вина. Гребешков и Диего свирепствовали, однако помогало это мало. Даже авторитет Верховцева и Матвеева тут оказался бессилен. И выпороть кого-нибудь для острастки рука не поднималась.
К счастью, это оказалось единственной серьезной неприятностью. Чужих кораблей не наблюдалось, ветер был достаточно ровным, что позволяло управлять кораблем без лишних усилий, а ледяных полей им пока не встречалось. Отдельные льдины не в счет – испанцы на диво прочно строили корабли, и форштевень легко подминал изрядно подтаявшие куски. В общем, жить можно.
Александр, несмотря на то, что мерз не меньше других, почти все время проводил на палубе. Все же он впервые шел северным путем, и это было ему невероятно интересно. Кроме того, раз уж выпала оказия, он пользовался моментом, чтобы освежить навыки штурмана и заодно уж постараться узнать как можно больше о навигации в этих местах. Мало ли, в будущем, которое он еще в детстве решил связать с морем, пригодится.
Самое интересное, что Матвеев, обычно снисходительно отзывающийся о «барских причудах», на сей раз отнесся к интересу мичмана с пониманием. Гребешков же и вовсе родился и вырос в этих местах, так что рассказать мог еще больше. Александр, к собственному удивлению, узнал от них не просто многое, а то, чему в Корпусе не учили в принципе. К примеру, как по цвету (они как раз проходили мимо довольно обширного ледового поля) определить толщину льда. Или какие ветра и в какой период здесь бывают. В первый раз в жизни Александр увидел огромных, выстреливающих в небо искрящиеся фонтаны, китов. А белые медведи скоро и вовсе стали настолько привычной деталью пейзажа, что на них даже смотреть не хотелось.
А когда идти оставалось всего ничего и не больше половины суток до острова Сосновец, исключительно удобно расположенного в горле Белого моря, они, спрямляя курс, приблизились к берегу и заметили густой столб дыма, упирающийся, кажется, прямо в небеса. И как-то сразу все поняли, что спокойная жизнь закончилась.
Первой реакцией Александрова было скомандовать: «Паруса долой!» Как ни крути, а мачты без парусов издалека заметить несколько сложнее. Однако он тут же сообразил, что если противник еще здесь и успел их засечь, то поставить паруса вновь они уже не успеют и станут легкой добычей. Поэтому «Санта-Изабель» просто отвернула, уходя подальше от возможных неприятностей. Получилось, надо сказать, чересчур резко – по накренившейся палубе начало скатываться все, что не закреплено. Однако корабль почти сразу выровнялся и больше строптивого коня не изображал, с каждой минутой удаляясь от подозрительных мест.