Корсары Южных морей (сборник)
Шрифт:
– Ба! Моей дородности. Каково, думаешь, им видеть такого упитанного красавца, когда Бостон голодает вот уже второй месяц?
– Твоя правда, боцман, – признал Малыш Флокко. – А что, если станут допытываться, как тебе удалось сохранить сытое брюхо?
– Скажу этим голодающим, что я искуснейший ловец кошек, так что мяса хвостатых с избытком хватает не то что для меня одного, но и для моей благоверной и пятнадцати сыновей.
– Да ты за словом в карман не полезешь!
– А то! Недаром
Зная, что старого морского волка ему не переговорить, Малыш Флокко почел за лучшее ускорить шаг и догнать сэра Уильяма.
Когда трое моряков подходили к Оксфорд-мэншн, горнист протрубил сигнал к смене караулов. Бросив беглый взгляд в направлении особняка, бретонец оставил товарищей и пошел прямо к зданию. Он еще издалека приметил давешнего солдата. Немец курил колоссальных размеров сигару, несомненно приобретенную на подношения боцмана.
– Так держать, сынок! – похвалил Каменная Башка, фамильярно хлопнув наемника по спине тяжелой ручищей. – Вы, немцы, люди слова.
– Фи, папаша, сомнефаться фо мне? – оскорбился солдат.
– Ну что, видел ты нынче камеристку светловолосой мисс?
– Не имел слючай, отец. Фесь тень носить свечи.
– Поди, твоим товарищам досталась сегодня славная похлебка! А ты-то у нас предпочитаешь копченые колбаски со скорпионьим вином, а, сынок?
– Oh, ja, ja, – закивал немец. – Я опошаль копщеный кольбас.
– Да, видать, и сыр тебе пришелся по нутру.
– Сыр ошень карош. Э, еще бы пифа! – Тут солдат отпрянул и с подозрением уставился на боцмана. – Отец, – вымолвил он немного погодя, – ты ошень потолстеть.
– И не говори, сынок. За ужином умял две дюжины колбасок и котел тушеной квашеной капусты, последней, что осталась у хозяина, а сверху залил все это четырьмя бутылками скорпионьего вина. Вот меня и подрасперло. Запомни, сынок, опасность нужно встречать с полным желудком!
– Тфе тюшины? Тфатцать щетыре? Колбаски! Майн готт! Какой у тепя, отнако, аппетит, папаша!
– Э-хе-хе… Чего уж скрывать, если я сажусь за стол, то накидываюсь на еду как тигр, а может, даже лев.
– Я бы и сам съесть штук тфенатцать!
– Завтра, если пожелаешь, я вам с братом хоть сотню их куплю! У меня тут завалялось пятьдесят монет, и я собираюсь спустить их все без остатка.
– Карашо, папаша.
– И даже одарить хороших людей.
– Караул уше сменяться.
– Можно идти?
– Ты, папаша, идти за мной. Мой пратишка Фольф охранять лестницу.
– Ты дал на табачок этому бравому парню? Возьми-ка монету и передай ему.
– Ты слишком просаться теньги, отец, – осуждающе произнес немец, однако живо протянул руку за монетой.
– Что прилив принесет, то отлив унесет, – философски заметил Каменная Башка. – Когда у моряка пустые карманы, он их выворачивает, чтобы поскорей наполнились. Когда же они полны, мой дорогой, он опустошает их гораздо быстрее, чем вы, сухопутные крысы.
– Нато пыл хотить в моряки, – вздохнул солдат.
– Вот-вот… В следующей жизни ступай на флот. Потерпи немного, мой бедный сынок, и скоро тебе представится такая возможность. Не думаю, что тебе суждено состариться.
– Это плохой напутствий.
– Не обращай внимания! И мы, моряки, всю свою жизнь ходим над бездной. Один порыв ветра, один проклятый бортовой залп – и ты уже в холодной и мрачной морской пучине…
Смешавшись с толпой солдат и моряков, боцман и его спутник вошли в особняк.
Солдат провел бретонца через пять-шесть комнатушек, заставленных койками, затем отпер небольшую дверцу, и, спустившись на пять ступенек, приятели оказались в некоем подобии гостиной.
– Капинет маркиса Калифакса, – вполголоса объявил немец.
– А он сейчас, случайно, не наверху, у светловолосой мисс? – справился Каменная Башка.
– О нет, он сейчас ушинать с кенерал Хау!
– Ну, значит, дело на мази. А где твой братец?
– Айн момент, папаша.
Солдат открыл очередную дверь, и бретонец увидел за ней упитанного светловолосого немца, как две капли воды похожего на Ульриха. Караульный сидел на ступеньке высокой лестницы.
– Мой прат Фольф, – представил Ульрих.
– Дай ему монетку.
– Нет, потом, мы выпить фместе.
Вольф, вскинув ружье, поднялся. Он был немного моложе брата и сложением напоминал быка.
– Фот тот трук, – пояснил Ульрих.
– Прохотите, – разрешил Вольф.
– Камеристка один?
– Ja.
– Каспаша спать?
– Еще нет.
– Ты штать.
– Не шевелиться, – подхватил Вольф.
– Потом платить тфе путылки пифа.
– По рукам!
– Вот ведь шельма! – бормотал бретонец, поднимаясь по лестнице. – Уже третью монету загреб.
Взойдя по винтовой лестнице, спиралью поднимающейся по стене башни, наемник остановился перед дверью, скудно освещенной единственной сальной свечой – ничего лучше в Бостоне было уже не найти, – и негромко постучал.
Спустя мгновение дверь отворилась, и на пороге предстала высохшая особа лет тридцати пяти – сорока, черноволосая, с выступающими кроличьими зубами.
– Это ты, Ульрих? – удивилась она. – Чего тебе нужно в такой поздний час? Или вас послал маркиз?
– Ви спать, мисс?
– Еще нет.
– Фаш трук хотеть поковорить фас.
– Мой друг? – изумилась камеристка.
Собравшись с духом, Каменная Башка вступил в богато убранные покои, освещенные двумя чадящими сальными свечами.