Кортес, Дюверже Кристиан

Кортес

на обложку

Дюверже Кристиан

Шрифт:

На Вербное воскресенье Кортес распорядился отслужить мессу и организовал крестный ход, к которому присоединились несколько озадаченные вожди Табаско. По указанию конкистадора на коре сейбы в центре Сентлы был вырезан крест, городу был подарен образ Девы Марии и дан первый урок катехизиса. Затем войско погрузилось на корабли. Табаско был лишь временной остановкой на пути к Мексике.

Высадка

Сан-Хуан-де-Улуа, 22 апреля 1519 года

Малинцин подсказала Агилару имя Ситлатепетль, объяснив на майя, что оно означает «гору звезд». Взору испанцев неожиданно открылась покрытая снегом вершина горы. Ее почти безупречный конус возвышался на западе, где протянулась темная полоса берега и закрыла собой горизонт. Как неприступная стена. Как вызов.

Штурман Аламинос без труда нашел якорную стоянку, на которой ему уже два раза довелось

побывать в предыдущие годы. В Страстную пятницу Кортес ступил на белый песок красивого пляжа, прикрытого с моря островком, которому дали имя Сан-Хуан-де-Улуа.

Конкистадор распорядился о высадке: на берег спустили артиллерию и лошадей, тайнос принялись рубить деревья, окаймлявшие пляж, для заготовки строительного леса; тут валили пальмы, там возводили частокол. Испанцы устраивали лагерь.

Два дня спустя Кортес принимал первую официальную делегацию. Это были роскошно одетые вельможи, которые говорили на науатль. Они были правителями расположенного поблизости от испанского лагеря города Куэтлакстлан, но во главе этой группы стоял кальпикскви – чиновник наподобие губернатора, представлявший центральную власть Мексики. Этот человек, называемый в сохранившихся текстах Тендилем (Тентилем), выступал уполномоченным послом Мотекусомы. Ацтекский император, предупрежденный разведкой, все эти дни следил за продвижением флотилии вдоль берегов его страны. Тендиль был одновременно послом и лазутчиком. Он прибыл в сопровождении четырехтысячного эскорта из безоружных воинов и носильщиков с грузом съестных припасов и подарков. В его распоряжении находились также писцы, которым было поручено увековечить в принятых в этих местах знаках содержание переговоров.

Кортес разыграл оба своих козыря – фактор неожиданности и Марину. Испанец решил поразить воображение туземцев. В наспех раскинутом шатре он приказал торжественно отслужить пасхальную мессу, затем перед индейцами галопом пронеслась испанская кавалерия, стреляя из мушкетонов. Вид несущихся во весь опор всадников, гиканье и ржание коней произвели впечатление. Спектакль завершился стрельбой из бомбард и взрывами пороховых зарядов. Эффект был гарантирован. Индейцы попадали ничком на землю. Затем настал черед переговоров. Марина прекрасно справилась со своей задачей. Конечно, при переводе с испанского Кортеса на майя Агилара, а с него на науатль Марины вряд ли удалось избежать искажений смысла выдвинутых предложений. Но за словесными нагромождениями о вассальном подчинении королю Кастилии и призывам к обращению в христианство скрывалось всего одно желание, которое Кортес хотел донести до своих собеседников: он желал встретиться с Мотекусомой.

Стороны обменялись подарками. Haya преподнесли гостям украшения из перьев, хлопковые ткани и предметы из золота; они оставили также свой лагерь из двух тысяч мужчин и женщин, которым официально поручалось кормить пришельцев, но истинной задачей было скорее следить за ними. Кортес передал послам Мотекусомы складной инкрустированный трон, головной убор из алого бархата и несколько дорогих украшений – или по крайней мере преподнесенных как таковые. Тендиль со свитой удалился. Подарки и льенцо – куски ткани с пиктографическими надписями, – переходили из рук в руки; гонцы наладили быструю и эффективную эстафету, преодолевая сьерру и плоскогорья менее чем за день. «Вести летели на крыльях» – пишет Гомара. Мотекусома находился в смятении.

Мексиканский правитель не был застигнут врасплох. Вот уже двадцать лет испанцы хозяйничали в Карибском бассейне, а значит, стояли у ворот его королевства. Экспедиция Кортеса на побережье залива была уже третьей. В мезоамериканском взаимосвязанном мире Мотекусома не мог не знать о судьбе тайнос из Санто-Доминго и Кубы. Все теории об эффекте неожиданности, который был якобы достигнут Кортесом при высадке в Сан-Хуане-де-Улуа, не имеют под собой никаких оснований. Знаменитые предвестия конца мексиканского королевства [103] на самом деле представляют собой описание событий, выполненное в стиле индейского мышления: разливы рек и пожары символизировали военное поражение. Теперь, когда испанцы ступили на землю ацтеков и стучались в двери империи, какую линию поведения следовало им избрать?

103

См.: Sahag'un, Historia general de las cosas de Nueva Espa~na, Mexico, Ed. Porr'ua. 1975. P. 723–724.

Решений у ацтеков могло быть три: вступить с захватчиками в переговоры и выторговать все, что только было в их силах; остановить продвижение испанцев, начав войну на уничтожение; и наконец, подорвать мощь испанцев при помощи колдовства. Тотальная война, которая вроде бы выглядит самым логичным выбором, принимая во внимание численный перевес индейцев (несколько

миллионов против нескольких сотен), была для ацтеков совсем не простым и не очевидным решением. Война в Центральной Америке подчинялась деонтологическим правилам, которые были весьма далеки от испанских представлений о ратном искусстве. Война у ацтеков никогда не велась ради истребления противника, а являлась скорее ритуалом, имевшим главной целью захват живых пленников в рукопашном бою, распадавшемся на множество схваток один на один. Испанцы же, напротив, вели совершенно иную войну, где на смену рукопашной приходили средства массового уничтожения. Артиллерия и кавалерия уже сами по себе опрокидывали все туземные принципы ведения войны. Переговоры также никуда не годились, так как они бы слишком походили на простую капитуляцию.

Мотекусома выслушал своих советников: никто не мог прийти к единому мнению о том, какому пути следовать. Собравшиеся поделились на фаталистов и непримиримых, пораженцев и борцов, инертных и деятельных. Ничего не решив в глубине души, Мотекусома избрал дипломатический путь, который позволял выжидать и наблюдать.

Здесь пришло время рассмотреть популярную легенду о том, что индейцы приняли пришельцев за богов. В частности, Кортес будто бы воспринимался как Кецалькоатль, вернувшийся, чтобы вновь обрести власть над своей империей, и это заблуждение стало причиной легкой победы испанцев. Предположение лишено каких-либо оснований: в 1519 году, когда высадились захватчики, мексиканцы отлично знали, кто к ним пожаловал, уже более полувека получая информацию о пришельцах из Европы. Лестное для кастильского тщеславия сравнение с божествами, о котором писали солдаты-хронисты, основывается по большей части на… фонетической ошибке. Мексиканцы действительно адресовали испанцам – и вполне логично – обращение текутли, которое можно перевести как «господин» или «досточтимый». Кортес явно не относился к заурядным людям (макеуалли), следовательно, был текутли. Но произношение звука «ку» плохо улавливалось кастильцами из-за придыхания и гортанного выговора, и зачастую испанцы слышали теуль, так же как «Мотеусома» или «Моктесума» вместо «Мотекусома». Затем теуль спутали с теотль, означавшим божество. Таким образом, если кто и ошибался, то не индейцы, а скорее испанцы. [104]

104

О том, что «teules» является испанской транскрипцией ацтекского слова «текутли», свидетельствует письмо Карла V к Кортесу от 26 июня 1523 года, в котором испанский король по обычаю того времени называет индейских вождей «teules у se~nores principales». См.: Documentos cortesianos, V. I. P. 267.

Что до ассоциации Кортеса с богом Кецалькоатлем, породившим столько легенд, то во времена конкисты о нем никто и слыхом не слыхивал. Этот миф был создан уже после смерти завоевателя по политическим мотивам, о которых еще будет речь впереди.