Корунд и саламандра, или Дознание
Шрифт:
– Думаешь, поможет? От проклятия?
– Вода святая, исцеляющая, благодатная, – шепчет Юлия.
Ожье крепко зажмуривается. Открывает глаза. Поднимает побледневшее лицо к небу, чуть видному сквозь ажурные кроны горных платанов. Опускает взгляд на платок, белоснежный, почти сухой уже почему-то. И чуть дрогнувшими руками снимает его с пореза.
Пореза нет. И красная полоска там, где еще пощипывает, напоминая о нем, стремительно, на глазах светлеет.
– Чудо, – выдыхает Юлия.
Марго, хоть и рядом стоит, ничего этого не видит. И не слышит. Другой голос не желает оставить ее. Голос кричит
Андрий подходит к жене, берет ее ладони в свои… какие же холодные, ледяные… и в глазах льдом стоят невыплаканные слезы. Что за злая судьба послала им эту ведьму! Прихолмье брал Гордий. А в ответе король – и как иначе?
– Марго…
– Нет, супруг мой король! Я знаю, вы оправдаться хотите… не сейчас, нет! Я жена ваша, я не вправе ненавидеть… попробую справиться. Но пока отойдите от меня, пока оставьте меня… Юли! Юлечка, пойдем… пройдемся!
– Хорошо, – тяжко шепчет король. – Я послушаюсь тебя, жена моя. Однако не думай, что я оставлю тебя надолго.
Андрий провожает жену взглядом и поворачивается к Ожье. И тут только замечает белую полоску на его груди – как раз, куда пришелся взмах руки безумной ведьмы… взмах ножа, который мог пройти по Юлии или по Марго.
– Мой король… – Сергий протягивает руку, словно хочет прикоснуться к исцеленному порезу и не смеет. – С собой бы водицы набрать?
– Нельзя, – отвечает Андрий, – на это благословения не было.
– Да и не поможет. – Ожье слабо улыбается. – Говорят, воды этой можно набрать с собой в дорогу, но вся благодать ее останется здесь. Слышал я, но не думал, что это… вот так!
– Ожье… – Сказать по правде, мало занимают сейчас короля Андрия чудесные исцеления. – Может быть, ты спас жизнь моей жене, а может, своей. Не знаю. Однако честь мою ты спас! Да и честь моего тестя заодно. Случись что с Марготой на его земле! Ожье, я благодарен тебе, и я этого не забуду.
– Вы вольны помнить или забыть, – бормочет Ожье. – Не думал я о благодарности… господин. Да и вовсе ни о чем не думал, если уж честно. Испугался я за них.
– Мой король! – Сергий хватает Ожье за руки. – Да скажи ему! Вода исцеляющая!
– А и правда, – Андрий заглядывает в растерянные глаза Ожье. – Попробуй. Благословение всем нам дано… ну!
Ожье коротко выдыхает и опускает руки в Источник. В чистую, восхитительно прохладную воду… святую, исцеляющую… благодатную. На какой-то миг чудится ему, что руки растворились в воде, как крупинка соли… и возникли вновь, наполненные живительными искорками… а потом Источник вытолкнул их.
Да, воистину страшен миг, когда не знаешь еще, сбылось ли… Ожье разглядывает мокрые ладони, не решаясь почему-то поднять глаза на людей, стоящих с ним рядом, в нависшую вокруг вопросительную тишину. И взгляд его падает на старухин нож, все еще лежащий на камнях под ногами: до него ли было! И Ожье тянется поднять его.
Не получается.
Ладонь накрывает костяную рукоять, ощущает ее. И отказывается сжиматься. Разочарование бьет больней ножа. Но тут же уходит: руки стали другими. Уверенными. Быстрыми. Прежними. Что ж… видно, разные есть проклятия и разная благодать. Позабытый азарт охватывает Ожье. Разве оружие делало его таким, каким он привык ощущать себя?
– Прости, – хрипло шепчет Сергий.
– Что ты, – отвечает Ожье. – Ну, пусть оружие, но ведь правда лучше стало! Я… я по-другому их чувствую! Я себя по-другому чувствую! Вот хочешь, поборемся? На спор?
Над Источником сгущается на миг тишина – куда там той, что ждала вместе с людьми пару минут назад. Тишина неверия – изумления – счастья. Причастности к чуду.
– На спор не стоит, – усмехается Сергий. – Нечестно будет. А так… давай, Ожье, держись!
Они сходятся осторожно, несколько долгих мгновений приглядываясь друг к другу, испытывая обманными выпадами. Но вот – сшибаются всерьез. Сергий поначалу опасается выказывать всю силу, но Ожье неожиданно проводит изящную подсечку, и верзиле капитану приходится изрядно поднапрячься, чтобы исправить положение. Прибежавшие на азартные крики Марго и Юлия не сразу могут протолкнуться сквозь плотный круг зрителей, а протолкнувшись, видят, как прижатый намертво к земле Ожье перестал сопротивляться и хлопает Сергия по плечу. Тот встает, потирая подбородок, и протягивает руку, чтобы помочь подняться Ожье. А Ожье смеется счастливо и, вскидывая руку, говорит:
– Смотри!
И все: Сергий, и Марго с Юлией, и король Андрий, и все его люди, все – смотрят туда, куда указывает рука распростертого на траве Ожье. И видят: сквозь кроны платанов уходит от Источника в полуденное небо небывало яркая радуга.
А Ожье встает, и подходит к королю, и опускается пред ним на колено, и говорит:
– Господин, я младший сын благородного рода, я свободен от долгов и обязательств, кроме долга перед моей супругой Юлией, которую вы знаете. Господин, я предлагаю вам свою службу и свою жизнь.
– Я готов принять их, Ожье, в обмен на свое покровительство. Здесь святое место, Ожье. Клянись.
Ожье встает, протягивает руку и касается раскрытой ладонью воды. И произносит голосом торжественным и счастливым:
– Здесь, у Благодатного Источника в Прихолмье, я, Ожье, свободный ныне от обязательств, объявляю себя вассалом Андрия, короля Двенадцати Земель. Клянусь служить верно и честно и вверяю честь свою чести сюзерена и жизнь свою его воле. Да услышит Господь.
– Я, Андрий, король Двенадцати Земель, принимаю вассальную клятву Ожье. Здесь, у Благодатного Источника в Прихолмье, я клянусь оберегать его честь наравне со своей честью и распоряжаться его жизнью разумно. Да услышит Господь.
А королева Маргота обнимает Юлию и говорит:
– Все-таки не проклятия делают нашу жизнь.
УТРО ПРИНЦА
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Я перебираю раритеты на столе. Их прибавилось: то, что может помочь в дознании, привозят в наш монастырь со всей Таргалы. Не все они, конечно, видели нужных нам людей; но их принадлежность должному времени и месту несомненна. Только поэтому каждый из них стоит целого состояния. В который раз думаю я: сколько же вкладывает монастырь в доверенное мне деяние. И как же велика ответственность…