Коржик для Мохито
Шрифт:
Пришлось выносить морковку во двор. Венедикт обрадовался, побежал следом, попутно юркнул в сарай и порылся во всех углах. Зорьян довольно долго гонялся за морковкой, которую у него утаскивали из-под носа, а потом улучил момент, вбежал в избу, превратился и захлопнул дверь прямо перед черно-бурой мордой. Жалобный вой его ни капли не растрогал – свекла еще варилась, а на второй конфорке нашлось место для картошки. Венедикт некоторое время скребся в дверь, а потом шуршание и нытье прекратилось.
На улицу Зорьян осмелился выйти только в темноте. Обуваясь, он обнаружил в кроссовке визитную карточку. Внимательно
Хруст гравия под подошвами перемешивался с пьяными криками. Зорьян шел, принюхиваясь, отмечая: тут стояли джипы. Тут Венедикт перекинулся, становясь на лапы – пятачок травы был истоптан, пропитан двойным запахом. Свежих следов не было, никто не сидел в засаде. Перед ним открылся свободный путь. По иронии судьбы – в тупик. Дорога вела на холм, к линии электропередач, да там и заканчивалась. Спуститься на другую сторону можно было по тропке, продираясь сквозь заросли ежевичных кустов, но делать этого не хотелось. Зорьян поднялся к стальной опоре, увешанной изоляторами и пучками проводов. Постоял, глядя на редкие проблески огней, прислушался к себе и понял, почему вернулся в эту хмельную глушь. Когда-то его забрали отсюда насильно, увезли в спецприемник. Это оказалось благом: он смог выучиться, поступить на службу с достойной зарплатой, по мере сил защищать закон и порядок. Пятнадцать лет назад выбор сделали за него. Сейчас Зорьян решил уехать из родной деревни добровольно.
Он впервые почувствовал себя хозяином своей судьбы. Нет, он не собирался возвращаться на то же самое место службы. Ошибка, выстрел в заложника, была итогом стечения неблагоприятных обстоятельств. Дело расследовали, вердикт подтвердила комиссия, Зорьяна признали невиновным. Разрешили уйти в длительный отпуск – по рекомендации психолога. Пообещали в случае необходимости направить на переподготовку.
«Кажется, творческий кризис закончился – спасибо Венедикту за формулировку. Позвоню командиру, спрошу, что нужно для переаттестации. Если позволят – побегаю бойцом. Позвоню не завтра, а через пару дней. Нужно убедиться, что я принял правильное решение».
Перед сном волк забеспокоился. Тщательно обнюхал комнату, плетеный коврик, на котором осталась шерсть Венедикта. В запахе омеги не было ноток течки, слабенько пробивался подавитель, но волк, вырвавшийся из-под контроля, попытался подтолкнуть Зорьяна к более близкому знакомству – продолжить игры с морковкой, возможно, и со свеклой, а там, глядишь, дело дойдет и до совместного винегрета. Пришлось переживать очередное изменение тела и пить капсулу подавителя. Творческий кризис отбил желание ухлестывать за омегами. Вероятно, возвращение интереса свидетельствовало об исцелении и души, и тела. Зорьян это приветствовал, но не с Венедиктом. Волк обиделся – не понимал, почему нельзя принимать в доме веселого и игривого виса. Зорьян навязал ему свою волю и отправился спать в сарай – подальше от хорошо пахнущего плетеного коврика.
Утро принесло неприятный сюрприз. Зорьян проспал появление Венедикта. Ангел добра в белых одеждах, тихонько сидевший на сене, почему-то очень сильно пах пшеничной мукой. Волк встал на лапы и чихнул.
– Я приехал приготовить тебе завтрак, – с кротким выражением лица сообщил Венедикт. –
После такого предложения Зорьян опрометью кинулся в избу. Завтрак? Не закончил?
Кухня выглядела удручающе. Стол и половицы были засыпаны мукой, местами, во влажных лужах, засыхало тесто. На табуретке лежали скорлупки от четырех яиц. Зорьян отступил за порог, прошел в комнату, превратился и вернулся в кухню уже на ногах, натягивая спортивные штаны. На столе лежало подобие сырого каравая – в обрамлении скалки, ложки и пустого стакана.
– Что это?
– Это будет пирог, – сияя от гордости, сказал Венедикт. – Я насыпал побольше сахара. В кулинарной книге написано, что в рационе альфы должно быть много углеводов. Я добавил в тесто два стакана.
– А где ты взял сахар? – Зорьян уже опознал муку, которую он держал про запас, для лепешек, и яйца, предназначенные для утреннего омлета.
– Вон в том мешке.
– Это соль. У меня нет кристаллического сахара. Я только кусковой ем.
– Что значит – соль? – возмутился Венедикт. – Ты что, все испортил?
Зорьян понял, что этот балаган пора заканчивать. Он достал из кухонного шкафчика маленькое пластмассовое ведерко – привет из детства – и вынул из него сотовый телефон. Не ту потертую кнопочную трубку, которую ему вернул Сержук, а новенькую модель в стальном корпусе с сенсорным экраном. Служебный телефон, два месяца провалявшийся без подзарядки. После подключения к розетке засветился значок наполняющейся батареи. Минут через десять можно будет написать сообщение командиру. Осталось решить, заберет ли он что-то с собой.
– Хочешь сказать, что теперь только выкидывать?
Венедикт ловко перешел от обвинений к раскаянию – вернулась напускная кротость, взгляд стал почти умоляющим. Зорьян напомнил себе, что общение продлится не больше получаса, с деланным сожалением ответил:
– Похоже, да. Выпечка из этого не получится. Жаль, что ты потратил столько сил зря. В принципе, из этого теста можно что-нибудь слепить.
– Из теста? Как из глины?
– Да, – Зорьян прошел в комнату, взял с полки открытку с котиком. – Потом положить сушиться, и оно станет твердым. Даже раскрасить можно. Я так в детстве делал.
– Ты лепил? – Венедикт засветился любопытством.
– Да. Мне нравилось.
– А почему не из пластилина?
– Не покупали.
– Извини.
– Ты-то тут причем?
– Я был бестактен, – проговаривая это почти-извинение Венедикт ухитрился подойти к нему вплотную и прижаться. – А вообще, предложение интересное. Я согласен. Давай полепим. Чур, я буду лепить змею.
– А я – червяка, – отступая в сторону, парировал Зорьян. – Только сначала позвоню. Очень надо. Еще вчера надо было позвонить.
Венедикт встал на пороге, перекрывая ему выход из комнаты, внимательно посмотрел на открытку:
– Конечно. Я же тебе не мешаю?
– Нет-нет.
– Замечательно. У тебя красивое имя. Если ты не против, я буду называть тебя Зорька. Это так нежно звучит.
– Прекрасно! – Зорьян понял, что телефон можно будет подзарядить на вокзале, и сунул в карман бумажник. – А я буду звать тебя Веник. Веник мой пушистый. Потому что у тебя красивый хвост.
Венедикт расхохотался, показывая белоснежные зубы: