Кошки-мышки (сборник)
Шрифт:
Я позвонил в управление и спросил, есть ли новости от приставленного к Шелби Карпентеру человека, но он не выходил на связь с тех пор, как в полночь приступил к работе, и сотрудник, который должен был сменить его в восемь часов утра, все еще ждал.
Едва я положил трубку, шпиц залаял. В комнату вошел Шелби.
– Доброе утро, – сказал он, подходя к постели. – Я рад, что вы отдохнули, дорогая. Я поступил жестоко, побеспокоив вас так рано. Впрочем, на вас это не сказалось. Вы прекрасно выглядите.
Он поцеловал ее в лоб и повернулся ко мне.
– Где ты был? – спросила
– А вы не догадываетесь, дорогая?
Он погладил собачку. Я снова сел и стал ждать. В обществе Шелби я всегда чувствовал неловкость и мучительно пытался вспомнить, где же я его видел. Однако в памяти всплывало нечто похожее на сон: такое же ускользающее и непонятное.
– Милый, я даже представить не могу, куда можно поехать в столь ранний час. Я ужасно беспокоилась.
Если Шелби и догадался, что беспокойство этой дамочки заставило ее вызвать полицию, он тактично промолчал.
– Я поехал к дому Лоры. Сентиментальное путешествие. Вы же знаете, сегодня мы должны были пожениться.
– О, я совсем забыла…
Миссис Тредуэлл схватила его за руку. Шелби, уверенный в себе, удобно устроился на краю постели.
– Я не мог спать, тетя Сью. А когда этот дурацкий телефонный звонок нас разбудил, мне стало так грустно, что я больше не мог оставаться у себя в комнате. Я тосковал по Лоре и захотел побыть рядом с чем-то, что любила она. Хотя бы в ее саду. Она сама за ним ухаживала, мистер Макферсон, собственными руками. И он был прекрасен в сером утреннем свете.
– Даже не знаю, стоит ли тебе верить, – произнесла миссис Тредуэлл. – А вы что думаете, мистер Макферсон?
– Дорогая, вы ставите гостя в неловкое положение. Не забывайте, что он сыщик, – сказал Шелби так, словно говорил о проказе в присутствии прокаженного.
– Почему ты не поговорил по телефону из дома? – спросила миссис Тредуэлл. – По-твоему, я так низко пала, что стала бы подслушивать разговор по параллельному аппарату?
– Если бы вы не слушали, то не узнали бы, что мне нужно выйти к телефонной будке, – со смехом ответил Шелби.
– А почему ты боялся, что я услышу?
Шелби предложил мне сигарету. Пачка лежала у него в кармане, без портсигара.
– Звонила девушка?
– Понятия не имею. Он… она… кто бы то ни был… не оставил свой номер телефона. Я три раза звонил во «Фрамингем», но никто так и не перезвонил.
Он помолчал, пуская в потолок колечки дыма, затем, улыбаясь как король Англии в документальном фильме о посещении их величествами шахтерских лачуг, сказал:
– Желтое такси следовало за мной по пятам до загородного дома и обратно. В такой ранний час на проселочных дорогах вашему человеку трудно было остаться незамеченным. Не сердитесь на беднягу за то, что я его заметил.
– Он вас прикрывал, только и всего. Другого задания у него не было, и не имеет значения, видели вы его или нет.
Я встал.
– В три часа я буду в квартире мисс Хант и хочу там с вами встретиться, Карпентер.
– Это необходимо? Мне бы не хотелось идти туда именно сегодня. Вы же знаете, мы должны были пожениться…
– Считайте это сентиментальным путешествием.
Миссис Тредуэлл
В управлении я узнал, что сентиментальное путешествие Шелби добавило к делу Лоры Хант счет за пятичасовую поездку на такси. Ничего нового мы так и не обнаружили. Шелби даже не входил в дом, просто стоял в саду под дождем и яростно сморкался. Подозревали, что он плакал.
Глава 6
Муни ждал меня в моем кабинете, готовый рассказать все, что узнал о Дайан Редферн.
Ее не видели с пятницы. Хозяйка пансиона это запомнила потому, что по пятницам Дайан обычно платила за комнату. Девушка вернулась с работы в пять часов, заглянула в хозяйскую квартиру на первом этаже, чтобы отдать деньги, затем поднялась к себе на четвертый этаж, приняла ванну, переоделась и снова ушла. Хозяйка видела, как на углу Седьмой авеню и Кристофер-стрит она остановила такси. Непозволительная роскошь для девиц вроде Дайан, по мнению хозяйки, потому-то она так хорошо это запомнила.
Девушка могла вернуться домой поздно ночью в пятницу и уйти в субботу утром, хотя хозяйка ее не видела. Были еще жильцы, которых стоило опросить, но хозяйка не знала, где они работают, и Муни собирался снова пойти туда, чтобы переговорить и с ними.
– Разве квартирная хозяйка не удивилась, что с пятницы Дайан никто не видел?
– Она говорит, что ее не касается, живут ли жильцы в своих комнатах или нет, лишь бы вовремя платили. Девушки, которые селятся в таких местах, частенько не ночуют дома.
– Прошло пять дней, – заметил я. – Неужели никого не заботило ее исчезновение?
– Марк, вы же знаете, что это за девицы. Сегодня здесь, завтра там. Кому какое дело?
– А друзей у Дайан нет? Может, кто-нибудь приходил к ней или звонил по телефону?
– Было несколько телефонных звонков, во вторник и среду. Я проверял. Фотографы хотели пригласить ее поработать.
– Ничего личного?
– Может, звонили пару раз, но ничего не просили передать. Хозяйка помнит только то, что записала в блокноте.
Знавал я в Нью-Йорке таких девушек. Ни дома, ни друзей, ни денег. Дайан была красавицей, однако красавиц между Шестой улицей и Девяносто шестой хоть пруд пруди. Доклад Муни отражал факты и цифры, а также давал представление о примерном заработке Дайан – эти данные предоставил профсоюз фотомоделей. На заработанные деньги она могла бы содержать мужа и детей, но только когда у нее была работа, что случалось не так уж и часто. К тому же, по грубым подсчетам Муни, одежда в шкафу Дайан стоила целое состояние. Двадцать пар туфель! Тем не менее неоплаченных счетов, как на столе Лоры, в комнате не нашлось – Дайан вышла из простонародья и платила наличными. Как итог – жалкая и бестолковая жизнь. Красивые флакончики духов, хорошенькие пупсы и игрушечные звери – это все, что Дайан Редферн приносила домой после обедов и ужинов в дорогих ночных клубах. Письма от родных, простых работяг из городка Патерсон в штате Нью-Йорк, были написаны тем английским, которому учат в вечерних школах, и в них говорилось о массовых увольнениях и трудностях с деньгами.