Кошмар на улице Зелёных драконов

Свительская Елена Юрьевна

Разворот, скрестились мечи.

Разошлись, перекувыркнувшись 8 воздухе — и взмывают, блестят 8 солнечных лучах ледяные осколки, некоторые из которых окрашены то в алый, то в розовый — снова сошлись. Мечи устремляются 8 одну сторону в худых руках, головы снова смотрят в одну сторону, снова спина к спине.

И, хотя лед под ногами и сапоги изодранные, белые штаны обоих окрашены уже алыми разводами, они продолжают, то ли дерутся, то ли танцуют. То сходятся, то расходятся. Подпрыгнули, перекувыркнулись. Головы смотрят в одну сторону, меч устремлены в одну сторону, слишком огромные, в дрожащих уже руках, снова спиною к спине.

Что—то едва слышно, почти не двигая губами, шепчет напарнику мальчик в белом. Что—то шепчет ему мальчик в бордовом. Лица блестят от пота, слиплись пряди волос у лбов.

Они расходятся, взмывают вверх, поднимая сотни блестящих ледяных брызг, прозрачных и окрасившихся в алый. Снова встречаются, руки с мечами большими смотрят в одну сторону, головы смотрят в одну сторону, взгляды уходят вслед за направлениями клинков, снова спина к спине.

— Перестаньте! — грохочет господин в зеленых шелках.

Мальчики медленно опускаются на пол, откуда в одно мгновение исчез куда—то лед — и мальчик в бордовом придерживает соперника, но так грациозно, будто в новом движении танца, так сразу и не разберешь, зачем.

— Мы только хотели порадовать вас танцем и нашими умениями, господин! — робко говорит мальчик в белом.

Мальчик в бордовом будто не выпал из танца, но на самом деле его поддерживает.

Все уже понимают, что танцор в белом сам бы уже не стоял. Кроме двух женщин, лежащих в обмороке. Вокруг одной вьется пестрое облако служанок, возле второй — склонилась только плачущая старуха. Единственная сморщенная и скрюченная среди нескольких беловолосых госпожей.

— Как ты посмел подделать меч великого генерала, Вэй Мин? — грохочет над залом глас господина, стоящего выше всех.

— Мы только хотели… — на сжавшегося напарника посмотрев, мальчик в белом падает на колени. — Мы только хотели порадовать вас танцем, господин! Это… это все была моя идея!

— Стража! — требует сверху грозный голос.

И из—за колон выбегают другие воины, в темных доспехах и тех же темно—синих плащах, также прежде незаметные.

— Привяжите Вэй Мина на Ледяном болоте на семьдесят лет!

— Но это была моя идея! — плача, кричит мальчик в белом, бьется об пол лбом.

По ледяной крошке, оставшейся у локтя когтистой каменной лапы, медленно ползет алая струя. Но мальчик в белом замирает в нижайшем поклоне.

— Перестань! — шипит на него мальчик в бордовом. — Тебе надо к лекарю…

Двое стражей подбежавших подхватывают юного господина в белом под локти, ставят на ноги — все видят стекающие по его лбу кровавую полосу, размазавшуюся по щеке.

— Помилуйте Вэй Мина, о господин! — падает на колени старуха, сжимая дрожащие руки.

— Нет! — грохочет сверху грозный голос. — Подделавший меч героя не заслуживает пощады!

— Но он… — старуху трясет, по морщинистым, уродливым щекам стекают слезы. — Но он — всего лишь ребенок, господин!

— Укравший славу героя — героем сам не будет! Никогда! Ни в какой угодно век! — грохочет сверху. — Лишь жалкою тенью будет!

Дрожащий Вэй Мин сжимает тонкие пальцы.

— Что, вздумаешь напасть на меня?! — грохочет сверху. — Вздумаешь оспорить?!

Положив ладонь на кулак, Вэй Мин склоняется пред ним, низко—низко. Потом опускается на колени, касается лбом пола. Потом поднимается — по лицу рассеченному спускаются три полосы кровавых — и, не поднимая глаз, идет к смущенно замершим тридцати стражникам.

С ними поравнявшись, глухо говорит:

— Я сам дойду. Я понимаю и принимаю свое наказание.

— Нет! — отчаянно тянет к нему руку мальчик в белом.

— К врачу иди! — говорит соперник в бордовом сквозь зубы, уходит, в его сторону не смотря.

Расходятся теперь уже как два врага. Те, кто рядом еще недавно танцевал так гармонично, так единодушно, так и не напоровшись, не зарезавшись на остриях множества ледяных клыков—колонн.

— А ты… — господин в зеленых шелках с золотыми драконами извивающимися мрачно смотрит на мальчика, придерживаемого двумя стражниками. — Отпустите его!

— Но он едва стоит! — дерзает возразить один.

— Он пусть сам идет к лекарю нашей семьи!

Один из стражей тридцати, уводящих другого провинившегося, вдруг бросается влево.

— Нет!!! — грохочет ему вслед, заставляя всех гостей сжаться, грозный голос. — Не смейте звать к нему навстречу лекаря! И придерживать не смейте! Пусть идет к лекарю на своих одних! Это его наказание!

Мальчик в белом поднимается, делает несколько шагов, оступается, падает, на оставшиеся ледяные крошки. Когда поднимается, отчаянно взмахивает руками, но тотчас же прижимает ладони к полам верхних одежд. Но по белой ткани предательски распускаются алые неровные цветы, выдавая его. Он уходит, прихрамывая.

Уже за границей полукруга колонн, уже на обрыве огромной скалы, он что—то шепчет мальчику в бордовом длинном ханьфу, гордо уходящему среди тридцати стражников, но тот, едва приметно вздрогнувший, так и не обернулся. Не опустил ни гордо поднятой головы, ни победно расправленных плеч.

— Как жаль! — шепчутся гости на краю залы, подальше от хозяина. — Это был такой роскошный танец!

— Это был поединок! — сердито говорит, проплывая мимо них хозяин. — Им—то драться совсем ни к чему!

И все почтительно замолкают, кто—то — кланяясь в пояс, а кто—то, как девочка в нежно—персиковых одеждах — лишь склонив голову.

Завывает метель, пересыпая снежные барханы в новом узоре. В лунном свете блестит иней на смерзшихся прядях юноши, прикованного к скале. На обрывках бордовых одежд, слишком узких для него и не способных прикрыть от холода и ветра, расцветают узоры инея.

Голова опущена, взгляд примерз к земле.

На скале за спиною его почти запорошены снегом, почти сокрыты разводами ледяными узкие ряды борозд от когтей.