Кошмар в летнем лагере
Шрифт:
И вряд ли это лето что-то изменит.
Глава 2
За ужином Елена Анатольевна перепутала меня с Леркой Локтевой, которую обещала оставить без ужина, и в результате я грызла зеленое яблоко, запивая его водой, а Лерка лопала гречку с обезжиренным кефиром — по-нашему это плотный ужин. О путанице мы обе промолчали, потому что Лерка моя подруга и я знала — остаться без еды для нее смерти подобно, однажды после такого «лишения» она проглотила сырой гриб, найденный в лесу. Нам было по девять лет тогда, но все равно
— Что думаешь? — спросила сидящая рядом Жанна.
Мы наблюдали, как футболисты за соседним столом швырялись кусочками сочной курицы. Их тренеру до происходящего дела не было — он спокойно жевал бутерброд и добродушно улыбался тарелке.
— Ногомячники, — ответила я. — Всегда слабые соперники.
— Тоже так думаю, — кивнула Жанна.
Обычно мы с ней ладили плохо — между нами была та самая пресловутая заклятая дружба с кучей подводных камней, но общий враг всегда сближал до дружбы почти нормальной. Не хотелось признавать, но моя заклятая подруга была неплохим стратегом и вообще неглупой. Обо мне она была похожего мнения, поэтому мы и объединялись на короткий промежуток времени, чтобы разойтись потом по разные стороны баррикад.
Футболисты и впрямь выглядели чокнутыми и шумными, каждый день в столовой они неизменно затевали перепалки и швырялись друг в друга едой вот как прямо сейчас, хоть и были нашими ровесниками. Их тренер-великан казался милым добряком и широко улыбался, даже когда ругал свору неуправляемых парней. Это выглядело непривычно, тренер ведь должен быть строгим и смахивающим на тюремного надзирателя. Конечно, хотелось пофантазировать о другом отношении, но увы — подростков иначе не построить, спортсменов иначе не воспитать. Как только та же Труха отпускала поводок, мы начинали отлынивать. Все, кроме Жанны.
— Но они шумные, — продолжила я. — И любят свой футбол.
— Было бы что любить! Скучнее него только легкая атлетика, — мы синхронно перевили взгляды на другой стол. Там обстановка была спокойнее.
Легкоатлеты были разрозненными как по возрасту, так и по половой принадлежности. Некоторые девчонки выглядели совсем взрослыми и больше походили на тренеров, но возможно, это из-за роста и крупности. Их коллектив тоже был шумным, но поадекватнее футболистов — как минимум едой никто не швырялся, а шумели они в основном на улице, когда носились по лагерю друг за другом. Просто среди них было много мелочи, и обычно мы тоже выезжали с мелкими, тренировали их, приглядывали, но в этом году на них не хватило мест в лагере.
— Уверена, эти нападут первыми, — сказала Жанна. — Будет что-нибудь банальное вроде зубной пасты или несмываемого маркера.
— Может, в этот раз не будем ждать нападения?
— Почему? Мы всегда ждем.
— И всегда от этого страдаем.
— Первый объявивший войну страдает еще больше — все потом идут против него.
Да, было такое дело. Как в прошлом году, когда волейболисты забрались на крышу одного из домов, запустили сигнал тревоги по всему лагерю и когда все начали вываливаться из домиков, лили с крыши воду с протухшей рыбой.
— Можно заручиться союзниками, — теперь мы перевели взгляды на крайний столик, за которым сидели дзюдоисты. Они казались взрослыми и серьезными, особенно на фоне остальных, с такими можно и объединиться.
Увидев наш интерес, Роман сразу разулыбался и довольно мне подмигнул. Думал, я тут с подружкой им любуюсь? Вообще-то, у меня есть дела поважнее. Уж точно поинтереснее. Но чтобы его не расстраивать, а еще ради потенциального союза, я робко помахала в ответ, только убедилась, что Труха смотрит в другую сторону.
— Надо подумать, — ответила я Жанне.
Остальные за нами тоже наблюдали, конечно.
И выводы там тоже были очевидны: со стороны мы казались мелкими примерными тихонями, слабыми соперницами, которых соплей перешибешь. Ха, ха, ха и еще раз ха! Никогда не стоит недооценивать мелких тихонь — вот правда жизни. Мы тут все прошли через голодные сборы, адские соревнования и прочие прелести профессионального спорта. Не было еще такого года, когда мы не заставили противников трепетать. Хотя прошлогодний эпизод с тухлой рыбой был силен, этого не отнять.
Правда, в том же прошлом году все едва не сорвалось, ведь мы выросли и к обычному противостоянию добавилось другое — на любовном фронте. В результате одна из нас — Олька Торгина — почти выдала план ночной атаки на теннисистов, с которыми мы бились тогда, что точно привело бы к краху. Олька выбрала любовь и теннисиста, что ей припоминали до сих пор как самый страшный грех.
Наблюдение за соперниками прервала Труха — не выдержав вопиющего швыряния едой, она вскочила и нервным шагом отправилась к футболистам с таким лицом, что на их месте я бы залезла под стол.
— А ну успокоились все! Тишина в столовой, я сказала! — рявкнула она что есть сил. — Что это вы себе позволяете, молодые люди?! Еще раз увижу, как кто-то из вас бросает еду, будете всю ночь вокруг озера кросс бегать! И на неделю останетесь без дискотек! Это понятно?
Вместо того, чтобы залепетать извинения или и правда спрятаться под столом, эти глупцы взбунтовались:
— А вот и не останемся! — за всех запальчиво ответил рыжий паренек, по виду младший в команде. Его лицо сияло слабоумием и отвагой. — Вы же нам не тренер!
— Еще как останетесь!
— Враки! Сами свой кросс бегите и дома по вечерам высиживайте!
— Что ты сказал?! Олег Борисович! — взвыла наша Труха. — А ну успокойте своих шалопаев! Они разлагают дисциплину, разве не видите! Как можно терпеть такое поведение, да еще во время еды!
— Пашок, нельзя так разговаривать со старшими, — с добродушной улыбкой ответил Олег Борисович таким тоном, что сразу понятно: он ничуть на Пашка не злился. — Извинись перед Еленой Анатольевной и займись ужином.