Кошмарной вам ночи
Шрифт:
— Я не смогу, — прошептала Кумитэ, глядя на пятно крови, расползавшееся по футболке.
Грёза бросила на неё скользящий взор и тут же отвернулась, чувствуя желание вцепиться в подругу клыками.
«Держи себя в руках!» — сказала она самой себе, стискивая зубы.
— Я осмотрю тебя, как только отъедем на безопасное расстояние.
— Нечего смотреть, — выдохнула Кумитэ, раздвигая края раны пальцами. Из неё лился пульсирующий поток крови. — Артерия… на биологии… говорили…
— Молчи, не трать силы.
— Это конец. Без Редукса… жить мне… недолго.
— Да в рот ему ноги!
— Да, — прошептала Кумитэ, склоняя голову на плечо.
Грёза резко затормозила, проскользив несколько метров по влажной от прошедшего вечером дождя траве, и оглянулась. Погони не было.
— Быстро, говори!
Кумитэ шевелила губами, но Грёза не слышала ни слова. Она прильнула ухом к её лицу и напрягла слух.
— Да ты издеваешься… Так просто?!
— Нужно… хотеть… — произнесла девушка и замерла.
Грёза быстро перелезла к подруге, сев ей на колени, и впилась зубами в её шею. Она успела потерять очень много крови, больше, чем мог любой другой человек до того, как погибнет. Не будь Кумитэ гулем довольно могущественного сородича, то скончалась ещё на полу коттеджа от болевого шока.
Выпив досуха всё, что оставалось, Грёза оторвалась от девушки, надкусила запястье и влила ей в рот свою густую кровь.
— Живи, сучка. Я хочу посмотреть, как будешь мучиться ты, оказавшись наконец на моём месте.
Грёза схватила Кумитэ за подбородок и подняла её лицо к себе, вглядываясь в бледную маску смерти. Девушка внезапно распахнула глаза и шумно вдохнула. Её зрачки сузились в тонкие щелочки, а затем веки закрылись, и Кумитэ снова потеряла сознание.
Глава 6. Воспоминание: Дина
На сцене драмтеатра, закрытого на реконструкцию, стояла группа вампиров: барон Санта-Моники — тореадор Сирена, раскуривавшая сигару, её шериф — как и всегда, элегантный и одетый с иголочки Мидас, и двое малкавианов: непутёвый сир и его новообращённое дитя — тревожно вздрагивавшая женщина со взъерошенной короткой стрижкой и широко распахнутыми, наполненные ужасом, синими глазами. Не прошло и суток, как их отловили, чтобы предоставить суду.
В зале в бархатных зелёных креслах сидели свидетели, высокопоставленные представители нескольких кланов. Зеваки, большинству которых не было дела до того, кто там опять обратил человека без ведома принца.
— Сегодня без патетичных речей, господа, — сказала Сирена, поглядывая на изящные наручные часы. — У меня назначена встреча с принцем по поводу недавнего нападения шабаша на мои владения.
— Конечно, руби скорее головы, Сирена, — раздался недовольный отклик.
— Прекрати, Тейлор, — взмолилась Сирена, кривя личико. — Есть правила, которые нельзя нарушать. Если каждый сородич начнёт обращать людей в вампиров без разрешения, нас всех порешат!
— Мне приказал примоген! — визгливо крикнул малкавиан и получил звонкую затрещину от Мидаса.
Сирена перевела заинтересованный взгляд на сидящего в зале мужчину в белоснежно-белом костюме и белой маске с красным каро на её правой половине, обрамлявшим отверстие для глаза. Тот покачал головой, отрицая заявление представителя своего клана. Малк смиренно опустил голову.
—
Мужчина занёс над шеей несчастного двуручный меч, затем быстро и гладко отсёк его голову. Тело тут же исчезло в вихре пепла. Очередь была за неонатом.
Мидас посмотрел на женщину, и та, почувствовав его взгляд, подняла вымазанное кровавыми слезами лицо. Её глаза выражали глубочайшую боль.
— Скажешь, что-то напоследок? — равнодушно поинтересовалась Сирена, туша сигару в поднесённой гулем пепельнице.
Малкавианка даже не взглянула на неё. Перед собой она видела только видения будущего, далёкого и маловероятного.
Кровь, много крови… и смерть, нависшая над городом чёрной пеленой. Улыбки охотников, окруживших согбенные фигуры сородичей. Казни, прокатившиеся волной в их рядах. Длинная дорога, перепутье, перед которыми стоят две девушки. Аура первой яркая, цвета сапфиров и чистого неба, но с чёрными, мерзкими, поедающими её изнутри пятнами. Аура другой оранжевая, тёплая, нежная, но слабая, подчинённая чьей-то воле. Путь за её спиной полон преград, разрушенных тропинок и заканчивается огненной стеной. Путь первой обагрен жертвенной кровью. Туман и слёзы. Сердце, наполненное сожалением и болью. Перевёрнутая башня, в которой царит тишина.
Чаша весов уравновешена. Её смерть и пламя на одной стороне, её жизнь и свобода на другой. Клади свою душу на одну из них. Синие глаза. Голубые глаза. Золотые глаза.
— Пощади меня, — произнесла малкавианка и засмеялась. Отвернувшись, она всхлипнула, пытаясь подавить хохот, но он рвался из неё, безудержный и громкий.
— Господи, как я их ненавижу, — прошептала Сирена, отворачивая лицо от зала, чтобы примоген малкавианов по прозвищу Козырь не мог прочесть по губам, что она сказала.
Неонат упала на четвереньки и затряслась от дурного и болезненного смеха. С трудом подавив приступ истерии, она снова подняла глаза на Мидаса и произнесла с вымученной улыбкой:
— Твоё дитя обрушит мир, сорвав с плеч головы невольных, и в честь него закатят пир. Но путь его возложен болью…
— Отруби ей голову, я больше не вынесу этого бреда.
Козырь встал, заставив всех обернуться в его сторону. Даже малкавианка прекратила хихикать, ощущая его мощную ауру, и накрыла голову руками.
— Она пророчествует, — сказал Козырь. — Оставь её, Сирена.
Барон снова заслонилась ладошкой и непечатно выругалась.
— С какой стати, Козырь? — задала она вопрос.
— Среди малкавианов крайне редко встречаются пророки. Дитя заслуживает жить.
— Ты серьёзно? Вы же постоянно несёте какую-то… — Сирена замолкла, сдерживая гнев. — Я сомневаюсь в том, что произнесённое неонатом глупое четверостишье является пророчеством.
— Я Дина, Золотой Принц, — прошептала малкавианка, подползая к Мидасу и обнимая его ногу. — Часть твоей семьи. Большой семьи. Очень важной. Хи-хи-хи! Золотой Принц…