Кошмары Аиста Марабу
Шрифт:
– Да, Сэнди, как бы мы ни презирали и ненавидели злобного капиталиста Доусона, мы вошли с ним в джентльменское соглашение из тех, что связывают любого джентльмена пуще любого другого, а именно: мы взялись очистить парк Изумрудный лес от Марабу.
На лице Сэнди заиграла недоуменная улыбка:
– Что же случилось с составляющей кровной мести, которая, собственно, и питала наше стремление найти эту тварь?
Я пожал плечами: – Даже не знаю, Сэнди. Просто, проснувшись сегодня утром, я почувствовал, что это уже не так… актуально.
Мы отправились к коттеджу, Сэнди держал ружье
–Я пришла к тебе, Рой. Я Пришла За Тобой…
Встречаясь с тобою
В укромном углу,
Настигну, накрою
Добычу свою…
Уходи… Я должен встретиться с Марабу… Пожалуйста, Кирсти. Уходи
От тебя я скрываюсь в ночи,
Но ты знаешь все планы мои…
Однажды я пел эту песню гостям на Новый год. Еще когда был маленьким. Мне нравился Дюран Дюран. «Голоден как волк» – их лучшая песня.
Я падаю. Я чувствую, что лечу вниз-Лексо уже там. Он и сюда вписался. Я смотрю на него: он рядом с Доусоном и Джеймисоном. Лексо и есть Марабу. Но Марабу стоит прямо перед нами. Значит, Лексо не Марабу…
Лексо не…
Джеймисон направляет ствол прямо на меня.
Всего лишь один поцелуй
Перед пляской, ведущей в огонь…
Я не могу вздохнуть. Я вынимаю эту трубку из твоего ни на что не годного конца. Ты чувствуешь это, Рой?
Пляской, ведущей в огонь,
В ритме разбитой мечты…
Чувствую ли я, мать твою?
Я почти что пришел в себя. Похоже, я все вижу, как будто мои веки превратились в прозрачные перепонки. Я могу открыть глаза.
Я мог бы открыть глаза.
Я чувствую острую боль в члене. Она взяла его в руку. Она сжимает его… как Дори… как Патриция… только не так нежно…
–Я отрежу твой хрен, и заткну его тебе в глотку, и буду смотреть, как ты задыхаешься.
Это все ЛЕКСО, не я, ЛЕКСО
Прозрачные слезы бегут
По белоснежному телу,
Впервые за многие годы
Смывая с кожи твоей
Розовый отблеск любви.
Это феникс, влетающий в пламя,
Это смерть наша перед глазами.
Эта пляска ведет нас в огонь…
– Помнишь, как ты пихал этот сморщенный, ни на что не годный отросток мне в задницу, а, Рой? Мне даже не верится, что это могло меня так больно ранить. Но тебе-то будет еще побольнее… помнишь, как ты положил на матрас зеркало, чтобы смотреть мне в лицо, когда ты будешь запихивать мне в жопу… помнишь, что ты тогда сказал? Помнишь? Ты сказал, что хочешь, чтоб я смотрела на тебя, и чтоб тебе самому было видно. Ты хотел, чтоб я видела Роя Стрэнга. Ты хотел, чтоб я прочувствовала, что бывает с теми, кто хочет наебать Роя Стрэнга. А теперь я хочу, чтоб ты посмотрел, Рой. Я хочу, чтоб ты посмотрел, что ты со мной натворил, потому что я стала такой же, как ты. Целыми днями я пряталась как больная, как изуродованная, как калека, пряталась у себя в квартире, пугаясь собственной тени. Заснуть без таблеток было невозможно. Вы изнасиловали меня раз, а потом еще раз отымели в суде. А потом я увидела плакаты; когда началась кампания «Терпимость Ноль». Они говорили: У МУЖЧИНЫ НЕТ ТАКОГО ПРАВА, но они ошибались, Рой.
– Да нет же, там все было правильно, я видел эти постеры, мне было больно, но там все верно…
– Они ошибались, потому что вы имели право. Все вы хотели проучить меня, научить меня как следует, так вы говорили. Что ж, вы меня научили…
Нет.
– Вы научили меня, что право можно просто присвоить. Эти плакаты рассчитаны на будущее. Они имеют в виду мир, каким он должен быть, но каким пока что не является…
Но есть и другой мир, Кирсти, так не должно быть… вместе мы можем изменить его…
– Не знаю, кто тебя так отделал, что привело тебя к такому состоянию, что сделало тебя жалким подобием человека, и мне на это наплевать. Это не моя проблема. Меня волнуешь только ты или, скорее, волновал. Теперь я твоя проблема. Сильный всегда прав. Ты просто присваиваешь себе право. Я оставляю за собой право, право взъебнуть тебя как следует, сынок.
Я чувствую холод стали на своем конце…
– У тебя из перца торчит дурацкая трубочка, которая высасывает из тебя ссаку. Как ты там говорил: никто еще не видел, чтоб я обоссался. Медсестры видят это каждый день, Рой. Они даже делают это за тебя. Быть может, правильнее было бы оставить тебя как есть, позволить тебе догнивать, но стали поговаривать, что ты можешь прийти в себя. А теперь поиграем в больничку, Рой… так, давайте-ка избавим его от этой дурацкой трубки… какой именно, доктор?… о чем вы спрашиваете, сестра, режьте обе…
Я чувствую, как из меня выдирают катетер. Это все сучий кал Лексо… почему же я…
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
У меня в горле трубка… она причиняет мне боль… вытащите ее, чтоб я мог говорить…
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
Сэнди все еще сжимает ружье, дуло уставлено на меня. Но я слышу и другие голоса. Они на периферии моего зрения, но я знаю, кто это: это Оззи, Демпси и Лексо, они кричат, что с нее хватит.
Шлюха, сама напросилась…
Что за хуйня? Сэнди! Убери ствол!
Пристрели Лексо
Этовсе он
ТУПОРЫЛЫЙ ТУПОРЫЛЫЙ СТРЭНГ
Она похожа на Каролин Карсон
шлюхи, все они одинаковые
смеются над больным
они наносят ответный удар
собака
Шлюха, сама напросилась
она всего лишь юная девушка
шлюха, сама напросилась
всего лишь юная девушка
Шлюха, сама напросилась
Нельзя ненавидеть половину населения
Гордон я не хотел, я не хотел этого
кого ты ненавидишь Рой Стрэнг еб твою ты ненавидишь соседей нигеров пидоров травоядных япошек снобов джамбо скарферов пиздюков-англичан женщин только одного ты не просек Рой Стрэнг что ненавидишь по-настоящему ты только
РОЯ СТРЭНГА.
нельзя же ненавидеть половину населения
только потому что какой-то грязный старый
козел отымел тебя в задницу когда ты был
еще мальчишкой, что толку-то.
– Я ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ, МАТЬ ВАШУ! Я САМ СКАЖУ, КОГДА С НЕЕ ХВАТИТ! – кричу я… зачем я в это вписываюсь… все это полная хуйня… – Сэнди… пристрели Лексо… он, сука, насильник гребаный. Он, бля, воще без тормозов…
Я вижу отражение в зеркале, на меня смотрит аист Марабу. Он напал на фламинго… вгрызается в него, рвет на куски, но фламинго все еще жив, я вижу его грустные глаза…